Банкир
Шрифт:
Ну а сейчас, когда «линия фронта» проходит в тиши банковских кабинетов, за фасадами фешенебельных офисов… Валютные, фондовые, товарные, сырьевые биржи, по которым бегают и суетятся отутюженные молодые люди с безумными глазами и напрочь расстроенными нервами — всего лишь градусник, индикатор… Искорки над жерлом вулкана, являющиеся лишь симптомом того, что где-то очень глубоко, за многокилометровой толщей земной коры, накапливается могучая мощь расплавленной, раскаленной магмы… И поток ее может вырваться неудержимой лавой, сметая все на своем пути, или… Маленькие, незаметные, трудолюбивые гномы прокладывают ведомые
Петр Юрьевич Дорохов, отец пропавшего финансиста, приложил немало сил к тому, чтобы проложить такие русла, и к тому, чтобы сохранить уже проторенные его предшественниками. А сейчас… Сейчас уходит время… А время не ждет никого.
Раздался зуммер внутренней связи.
— Константин Кириллович, к нам свернул автомобиль. Черная «Волга».
Номерной знак «МК 34—48 Г». Зарегистрирован на Сидорова Александра Алексеевича, проживающего…
В это время прозвонил прямой.
— Константин Кириллыч, это Герасимов. Чайком угостишь старичка?
— Владимир Семенович…
— И ты уж без церемоний… Дай команду своим привратникам, а то к тебе, чай, только «мерседесы» ездят… А у меня временами слабость стариковская просыпается — с молодежью поболтать, старое вспомянуть да уму-разуму вас понаучать… Хоть вы и сами хваты.
Ворота открылись, старичок неспешно вышел из простецкой «волжанки», поднялся на крыльцо. Решетов встретил его внизу, помог снять пальто. Среднего роста, лысоватый, очень старый, похожий на давно вышедшего на пенсию бухгалтера, старичок весело сверкнул прищуренными глазками, обозрел обстановку:
— Я ж, Константин, давно без постов, вот и заглянул — без церемоний.
Шофера моего покормите, он тож не молодой, а беседую я неспешно, даром, что ли, пенсию заработал. — Мужчины обменялись рукопожатием, Решетов отметил — рука у старика крепкая, сухая.
Водитель, здоровенный мужик лет шестидесяти, загнал машину в гараж и прошел в предложенную ему комнату. Герасимов и Решетов поднялись в гостиную, расположились в креслах, у камина. Еще внизу Решетов успел распорядиться:
«Чайку нам».
Владимир Семенович Герасимов в банковской среде был фигурой не менее легендарной и могущественной, чем Геракл в греческой мифологии. Патриарх.
Финансовый гений. Человек, знавший в этом ремесле или искусстве все.
Спроваженный в отставку с весьма высокого финансового поста, он остался «у дел» в качестве консультанта. Его реального финансового могущества не знал никто, даже Кришна. И заехать «поболтать по-стариковски» энергичного и умного старца могли заставить только очень веские причины. Например, суммы, исчисляемые десяти и двенадцатизначными числами.
Полная женщина внесла на подносе свежие пирожки, булочки, мед, варенье.
Все это расставила на столике перед камином. Следом вошел пожилой мужчина и торжественно водрузил на стол кипящий самовар. Запахло дымком. Завариванием Константин Кириллович занялся сам.
…Заметив, что створки ворот расходятся, Али приник к винтовке.
Интуитивно оценил расстояние, сделал поправку на мороз и отклонение пули, поймал в прицел сначала притормозившую машину, потом — голову
Снайпер установил сверхчувствительный инфракрасный прицел. Произвести выстрел было почти немыслимо: нет, достанет он вполне, и усиленный патрон из такой винтовки мог пробить даже броню легкого «бэтээра» на расстоянии в полкилометра; просто так нельзя сделать точный выстрел. Али стрелять и не собирался. Ему… Ему нужно было слиться с целью, почувствовать ее, стать ее частью, вернее даже — стать ею… Али знал этот парадокс: попасть точно можно лишь тогда, когда стреляешь в себя.
В окуляр прицела снайпер наблюдал два теплых пятна… Вот еще одно и еще… Что-то горячее, очень горячее… Али сглотнул. Ему захотелось кипятка, ему захотелось расслабиться в тепле и ни о чем не думать… Но мысли, странные мысли набегали… Бегущая девочка, взрыв, огонь, пожирающий все… Огонь…
Огонь…
…Владимир Семенович покойно сидел в кресле и смотрел на огонь в камине.
Щеки его раскраснелись, сухие, маленькие руки он вытянул к огню и потирал их, с удовольствием чувствуя исходящее от поленьев тепло.
— Люди теперь совсем не уважают деньги, — произнес он тихо, словно про себя.
— Разве?
— Именно. Человеки раболепствуют перед ними, поклоняются им, готовы ради денег на все, боятся их притом хуже чумы, но не уважают. Как нечто низкое и подлое.
— Деньги дают возможность многим не скрывать свои пороки, — хмыкнул Решетов.
— Хуже другое, дорогой Константин Кириллович. Пороки не просто не скрывают, их демонстрируют, словно принадлежность к некоей касте! Эти дорвавшиеся до денег индивиды, считающие себя разумными, дают волю всем самым темным своим страстям, списывая все на деньги, и превращают мирную и в общем-то удобную штуку в некоего монстра, которому-де все и служат в подлунном мире, в этакого Молоха, пожирающего не только все живое, но и все святое, все, что было раньше незыблемо в нашем мире — любовь к Отечеству, к родителям, к детям… А обыватель, глядя на творящиеся бесчинства, не презирает их, нет! Он судит, как раб: искоренить, пресечь, засадить за решетку и прекратить! — тайно мечтая лишь об одном: заполучить богатство в свое самодержавное властвование и совершать еще худшие бесстыдства и непотребства, освободить наконец-то из тайников и темниц души алчность, похоть, жажду власти и насладиться самому тем безумием, что видит вокруг! Это ли не отвратительно?!
— А вы не преувеличиваете, Владимир Семенович?
— Если бы… В старости глаза становятся зорче. Помнишь такой термин медицинский — «старческая дальнозоркость»? Не такой он уж простецкий и однозначный… По-иному смотришь в прошлое, по-иному оцениваешь будущее… Или — предвидишь его… Бог знает.
— Коньячку?
— По рюмочке если… Какой у тебя, Константин?
— Помню, вы предпочитаете армянский.
— Вот-вот. Свой — роднее. Да и Армения мне не чужая. Сам знаешь, в моих кровях весь эс-эс-эр замешан. И не поделить.