Бар «Безнадега»
Шрифт:
И, видимо, это написано у меня на лице, видимо, из меня очень хреновая актриса, потому что, когда я закрываю за собой дверь ворот и вскидываю руку, чтобы махнуть Дашке, Лебедева вдруг отворачивается, вздрагивает всем телом и скрывается в доме.
Нахожу я ее в гостиной, на полу возле дивана, волосы скрывают лицо, в руках она сжимает стянутую с плеч темную куртку. Не плачет, просто шумно и часто дышит. На пороге кухни стоит Данеш, снова поджимает недовольно губы, сверлит взглядом макушку девчонки.
Старую каргу я игнорирую. Ей много больше
Лебедева начинает дышать еще громче, стоит мне опуститься рядом и обнять ее за плечи, стискивает меня с такой силой, что трещат ребра, утыкается куда-то в ключицу. Цыпленок.
Верховная восточная щурится, набирает в легкие воздух, очевидно, чтобы что-то сказать, но сдувается, натыкаясь на мой полный обещания прищур.
Правильно делает. Я не Аарон: бить буду без предупреждения и больно, как раз настроение соответствующее. Данеш бросает на нас очередной колючий взгляд и скрывается на кухне, обходя метнувшегося к нам Вискаря. Кот фыркает на восточную и забирается к Лебедевой на колени, путаясь в лапах и куртке девчонки.
На полу мы сидим долго, будущая верховная не плачет, но все так же шумно дышит, и заговорить я решаюсь только, когда дыхание становится тише, почти обычным.
– Даш, я не знаю, насколько все плохо, понимаешь? Аарон сейчас там же, куда тебя затащил северный ковен. Проблема в том… что он весь там.
– Это плохо? – едва слышно спрашивает девчонка.
– И да, и нет, - вздыхаю. – Да, потому что тут не осталось тела, в которое он бы хотел вернуться, которое связывало бы его, удерживало. Нет, потому что… с телом он сильнее. Я была в баре, Даш, и он почти не изменился, понимаешь? На доме защита тоже еще стоит, на тебе.
– Ты можешь что-то сделать?
– Я попробую, но мне нужна помощь. Твоя и всего северного ковена.
– Вас не было два дня, Эли… - бормочет мелкая мне в шею, стискивая еще крепче. В голосе страх и что-то, отдаленно напоминающее упрек. Оба чувства знакомы до боли и рези в груди.
– Меня вырубили, - цежу сквозь зубы. – Но с этим я потом разберусь. Ты плохо выглядишь, Даш. Спала хоть немного?
– Ты себя-то видела? – дергается самая-крутая-девчонка недовольно. – Нет. Почти не спала, - добавляет уже тише. И я кладу подбородок на темную макушку, собираюсь с духом, чтобы сказать, что не знаю, смогу ли вытащить Зарецкого. Но слова застревают иголками в горле, и с губ срывается тихий писк. Я ненавижу себя за эту слабость и боюсь ее.
– Нам надо отдохнуть, - бормочу вместо этого в итоге, – поспать. А потом все обсудим, хорошо? Данеш с Мизуки пока все подготовят.
– Что подготовят?
– Соберут северный, объяснят, что нужно делать, разберутся с сигилами и рунами.
– Сигилами? – она поднимает голову, смотрит на меня, надежда на дне темных глаз рвет на куски. Кромсает, как по живому.
– Ага, надо немного помочь Зарецкому и «Безнадеге», - улыбнуться не выходит. И я поднимаюсь, заставляя Дашку встать, отправляю ее наверх спать вместе с притихшим на руках котом, а сама ползу на кухню.
– Ты же понимаешь, что, скорее всего, Аарона разорвало в бреши, - не дает мне и рта раскрыть Данеш, Мизуки втягивает голову в плечи, готовясь к вспышке моего гнева. – Зачем ты ее обнадеживаешь?
Если бы не усталость, я бы врезала ведьме так, чтобы ее фарфоровые зубы остались на полу. Но… я правда устала, и мне все еще плохо.
– Потому что «скорее всего» не означает, что это действительно так, - пожимаю плечами. – И я собираюсь выяснить это наверняка, к тому же «Безнадега»…
– Держится на том, что еще осталось, - ударяет ведьма тростью об пол, сверкает на меня блеклыми глазами. Я не понимаю, с какой целью она мне это все говорит, не понимаю, почему так упряма.
– Где твоя вера в лучшее, верховная? В чудо?
Данеш недоуменно вскидывает брови, сарказм явно не оценила, во взгляде открыто проскальзывает пренебрежение.
– Я не спрашиваю твоего мнения, ведьма, - бросаю, доставая бутылку воды из холодильника. – Я ставлю тебя перед фактом и говорю, что делать, и ты делаешь.
– Иначе что? – усмехается карга.
– Иначе я убью сначала тебя, а потом и весь твой ковен. Ты же чувствуешь, да? – я пью большими глотками, и мне плевать, что думает в этот момент восточная. – Собери северный и отправь их в «Безнадегу», они должны напитать бар. Мне нужен мой телефон и еще один собиратель. Возможно, понадобится мужской труп. Свежий. Скажи северным, чтобы подготовились создавать сирклен авдед.
– Еще что-то? – тявкает Мизуки из-за плеча своей верховной.
– В идеале заткнуться, - улыбаюсь я. – И дать мне выспаться. Если Дашка проснется раньше, расскажите, что нужно будет сделать, - я допиваю последние капли, выбрасываю пустую бутылку. В голове гудит уже тише, но все равно гудит. – И, Данеш, не смей говорить Лебедевой, что может ничего не выйти. Вякнешь - и больше ее не увидишь.
– Даша все еще закрыта, - напоминает мне ведьма, кивая.
– И хорошо, - пожимаю плечами, направляясь к выходу, - мне не надо ее открывать. Мелкая связана с Аароном и будет тем, кто укажет, где искать, только и всего. Лебедева станет моим проводником, чтобы я не рыскала в бреши, как слепой котенок.
– А сама? – тявкает снова Мизуки.
– Объясни своей шавке, Данеш. Она какая-то очень тупая для твоей правой руки, - я потягиваюсь и наконец-то выхожу из кухни. После этого разговора становится совсем тошно. Потому что восточная может оказаться права. Права во всем, и тогда я не знаю, что буду делать. У меня просто нет запасного плана.
Из душа до кровати я доползаю на последнем рывке. Просто валюсь и моментально выключаюсь еще на полпути к подушке. Здесь все пропитано Аароном: его запах, рубашки, книги…