Бар на окраине
Шрифт:
— В баре работаешь? — вступил в беседу шофер, везя меня витиеватыми заброшенными улочками.
— Нет, — ответила я после паузы.
Будучи вполне уверена, что говорю правду.
Ведь я уже не работаю в баре.
За окном замелькали низкие дома, ряды афиш на стендах, полупустые остановки, на которых, переминаясь с ноги на ногу, жались редкие граждане.
С большим наслаждением я сделала еще пару глоточков чая.
Так, деньги у меня пока есть… Полушубок и сапоги куплены… Со дня на день ожидается прибытие
И смех, звонкий, как несколько звучащих вместе высоких колокольчиков, вновь пролетел над уютным салоном легковушки.
…А как же тот, второй?..
Эта мысль ударила как обухом, и самый последний смешок вдруг резко оборвался, и мне показалось, что он жалобно повис над головой мужика в куньей шапке.
Тот, второй, который остался в баре?.. Он теперь один.
Перед глазами вновь возник полумрак небольшого зала, и фраза, простая и страшная, кольнула в самое сердце.
«Поодиночке им не спастись…»
Он (или она), наверно, не знает ни о нелюдях, ни о Насте, ни о том, что ему (или ей) уже не спастись.
Ни о том, что близок срок…
А я еду домой, в свою теплую огромную квартиру, лишив этого единственного человека шанса на спасение…
Дыхание внезапно стало резким и тяжелым. Смех провалился глубоко внутрь, губы стянулись в нитку.
Его жизнь зависит сейчас только от меня.
Краски пробуждающегося за окном дня мгновенно потускнели.
Я глотнула еще чаю, и из моего сжатого рта вывалилась жесткая отрывистая фраза:
— Отвезите меня назад.
И, не дав мужику вымолвить ни слова, я сунула ему прямо к носу купюру в пятьсот рублей. Тот поперхнулся «Явой» и снова посмотрел на меня в зеркало диким взглядом.
В этот момент в окне показался величественный «Детский мир», из-за угла которого маняще выглянул краешек моего дома.
Закусив нижнюю губу, я отвернулась в противоположную сторону и закрыла глаза.
И только почувствовала, как скользит машина, разворачиваясь на льду.
«Не надо возвращаться, — шепнул мне кто-то, сидящий внутри, — пожалуйста, не надо!..»
Но чей-то горький одинокий образ звал меня назад и словно молил: «Не покидай меня!..»
Кто же ты?..
…
Когда машина вновь очутилась у кромки леса, из-за которой выглядывала знакомая избенка, уже рассветало. Края небес подернулись нежной серой дымкой, луна угасла, и на смену ей вышло розовое морозное солнце.
Не взглянув на водителя, я положила на сиденье термос и вышла из машины.
И по хрустящему снегу двинулась к бару, тонущему в рассветных солнечных лучах.
На сердце, не давая дышать, лежала тяжелая каменная глыба. Я брела по расчищенной дворником тропинке, невольно замедляя шаг по мере приближения. Возле двери я вынула сигареты
Наконец, смирившись с тем, что в бар все-таки придется войти, я отворила дверь и стала медленно спускаться по узкой винтовой лестнице.
Тихо, как мышка, боясь звука собственных шагов, я пробралась в каморку и сразу увидела лежащую на диване записку. С тоской сунув ее в карман полушубка, я механически переоделась в халат и, захватив ведро и швабру, выглянула в зал.
Тишина и темнота мгновенно обступили меня со всех сторон и обняли как будто даже ощутимыми лапами. Я провела рукой по стене, нащупывая выключатель, и в следующее мгновение зал озарился мягким приглушенным светом.
Я медленно оглядела его. Горы посуды, разлитые щи, пустые бутылки, смятые грязные салфетки… Ох, грехи наши тяжкие!..
Осторожно ступая, я приблизилась к столику Насти и, еле шевеля рукой, начала его протирать.
Внезапно мне показалось, что я здесь не одна.
Какой-то едва уловимый шорох донесся со стороны стойки, за моей спиной.
Я замерла.
Прислушалась.
Кажется, показалось.
В баре стояла гробовая тишина.
Прошептав про себя «Отче наш», я снова приступила к уборке.
И опять легкий шорох почудился откуда-то из-под стойки.
Господи, нет! Я не могу!..
И я сломя голову бросилась из зала вверх по лестнице.
У выхода я остановилась, прижав руку к груди, откуда вырывалось бешено колотящееся сердце.
Нужно вернуться.
Раз уж я приняла решение идти до конца, значит, останавливаться нельзя. Ведь я же каждый день проделываю эту процедуру — и ничего… Обойдется и сегодня. Тут же никого нет…
Убеждая себя изо всех сил, я, наконец, снова спустилась в зал.
Все тихо.
Я вновь подошла к столу и принялась скрести его, отдирая прилипшие крошки.
Через некоторое время медленно повернула голову и покосилась на стойку.
И мне показалось — или я уже напугана до полубезумия! — что за углом сцены исчезает быстрая темная тень.
От страха я качнулась, едва успев схватиться за спинку высокого стула. Тряпка выпала из руки и шлепнулась на грязный пол.
«Надо хлебнуть чего-нибудь спиртного, — внезапно решила я, — иначе я не смогу убрать. Руки от страха трясутся так, что я просто не удержу ведра с водой…»
Я осторожно подошла к стойке и зашла внутрь, очутившись на рабочем месте Вовки.
Что бы такое выпить?..
Я задрала голову, рассматривая ряды дорогих бутылок.
Пожалуй, плесну виски «Чивас Ригал».
Я перевернула один из аккуратно стоящих стаканчиков и на четверть наполнила его выбранным напитком.
И залпом выпила.
Ну теперь, может, будет не так страшно…
Я взглянула на часы. Надо скорее приступать к уборке! В это время я обычно уже заканчиваю ее.