Барьер Сантароги
Шрифт:
И это знаменательное мгновение позволило ему осознать мимолетность мига его собственного существования, его способности как живого существа.
Участок, занятый сознанием Десейна, пересекло нечто изгибающееся, выгнутое и искаженное. Он узнал зернышко своего «я», потерявшего свою первоначальную форму. Десейн, хихикая, отбросил его. «Кто же только что отбросил это? — подумал он тут же. — Кто хихикал?»
Раздался громкий стук шагов. Голоса.
Он узнал неприятные интонации
Паже.
— Надо уложить его на кровать, — сказал доктор.
Слова прозвучали ясно и отчетливо. Но не столь ясно виделась ему форма Вселенной, которая стала приобретать размытые радужные очертания. Он не видел сильных рук, пытавшихся погасить ослепительное пламя, которое исходило от его кожи.
— Трудно возвращаться в обычное состояние сознания, когда ты только что находился за его пределами, — пробормотал Десейн.
— Что он сказал? — спросила медсестра.
— Я не разобрал, — ответил Паже.
— Вы чувствуете запах Джасперса вон там? — снова спросила медсестра.
— Полагаю, он выделил эссенцию и проглотил ее.
— О Господи! Что же нам делать?
— Ждать и молиться. Принесите мне смирительную рубашку и велите доставить каталку.
«Смирительную рубашку? — повторил про себя Десейн. — Какая странная просьба!»
Кто-то побежал. Как же громко они топают! Хлопнула дверь. Еще какие-то голоса. Какая кругом неразбериха!
Десейн кожей почувствовал, что его поместили во что-то темное. Все зрительные ощущение пропали. Внезапно он ощутил, что его тело сжалось, и он превратился в ребенка, брыкающегося, вопящего, машущего руками, пытающегося за что-нибудь ухватиться.
— Помогите мне! — снова голос Паже.
— Что тут за беспорядок?! — раздался еще один громкий мужской голос.
В этот миг Десейну уже казалось, что он превратился в отдельный от лица рот, который дул, дул и дул, подобно ветру. Конечно же, весь мир должен сжаться под напором этого урагана!
Затем он стал доской, качающейся на ветру. А в следующий миг — детскими качелями. Вниз и вверх… вверх и вниз.
«Лучше хорошо бежать, чем плохо стоять», — вспомнил он. И побежал. Он бежал, задыхаясь, хватая ртом воздух.
Из кружащихся над ним облаков вынырнула скамейка. Он рухнул на нее… и Стал еще одной доской. И доска эта все глубже и глубже погружалась в кипящее зеленое море.
«Жизнь в океане бессознательного», — подумал он. Вокруг становилось все темнее и темнее.
«Смерть, — мелькнула мысль. — Именно на фоне смерти я могу познать себя».
Темнота рассеялась. Десейна несло вверх, к ослепительному свету, где в сиянии двигались темные фигуры.
— У него открыты глаза, — голос медсестры.
Промелькнула какая-то тень.
— Джилберт? — произнес Паже. — Джилберт, ты можешь слышать меня? Сколько Джасперса ты принял?
Десейн честно попытался ответить, но губы отказывались подчиняться. Снова вернулось ослепительное сияние.
— Нам придется самим узнать это, — устало заметил Паже. — Сколько весила головка сыра?
— Тридцать шесть фунтов, — ответила медсестра.
— Полное физическое истощение, — это снова произнес Паже. — Приготовьте респиратор.
— Доктор, а если он… — по всей видимости, страх не дал медсестре закончить фразу.
— Я… готов, — сказал Паже.
«Готов к чему?» — подумал Десейн.
Сосредоточив свое внимание, он вдруг понял, что может заставить это сияние поблекнуть. И в тот же миг в конце туннеля он ясно различил лицо Паже. Десейн лежал, не в силах двигаться, и беспомощно наблюдал, как к нему подходил Паже, держащий в руках колбу, из которой поднималась пена и дым.
«Кислота, — подумал Десейн, вспомнив слова медсестры. — Если я умру, они растворят мое тело и выльют в канализационную трубу. Нет тела — нет улик».
Туннель обвалился. Свет, усилившись, начал сходиться к одной точке.
«Возможно, я уже не существую», — подумал Десейн. Стало совершенно темнее.
«Возможно, я уже не могу действовать», — пришла новая мысль. Еще темнее.
«Возможно, меня вообще нет!» И наступило небытие.
13
— Можно было либо излечиться, либо умереть, — произнес желтый бог.
— Я отрекаюсь от тебя, — сказал белый бог.
— Ты отказался от моего предложения, — укоризненно произнес красный бог.
— Ты заставил меня смеяться, — заметил черный бог.
— Нет ни одного дерева, которое было бы тобою, — подчеркнул зеленый бог.
— Мы уходим, и только один из нас вернется, — хором произнесли боги.
Раздался чей-то кашель.
— А почему у вас нет лиц? — спросил Десейн. — Вы различаетесь по цветам, но вы безлики.
— Что? — прогромыхал резкий голос.
— Вы какие-то странные боги, — констатировал Десейн и открыл глаза.
Он увидел лицо Бурдо и заметил, что тот крайне озабочен и озадачен.
— И никакой я не бог, — растерянно сказал Бурдо. — Что вы говорили, доктор Джил? Вам что, приснился новый кошмар?
Десейн моргнул и попытался шевельнуть руками. Ничего не получилось. Он поднял голову и увидел, что его тело спеленуто в смирительной рубашке.