Бархатный ангел
Шрифт:
— Все скоро закончится, — мрачно говорю я ему.
Он не закончил. Он плюет на землю и делает еще один шаг вперед, прочь от безопасности своих людей. — Ты сын убийцы. Ты это знал? Подлый, убийственный маленький предатель в ночи. Яд — есть ли более трусливый способ лишить человека жизни? Его родной брат! Ты знаешь, что сделал твой отец?
Он хочет, чтобы это было больно. Он хочет ранить меня так сильно, что я теряю из виду общую картину.
Вместо этого я пожимаю плечами. — Я знаю.
Максим останавливается. — Ты… ты знаешь?
—
Перетасовка в его рядах продолжается. Я чувствую тревогу, как грозовую тучу. Я намерен использовать это в своих интересах.
— Я тебе не раз говорил, Максим: речь идет о силе, а ты в душе слабый человек. Я не несу ответственности за действия моего отца. Я был всего лишь мальчиком, когда он выступил против Якова. Но когда я узнал правду, я заплатил его кровный долг, пощадив твою жизнь, хотя мог бы покончить с ней. Теперь это моя Братва. Пришло время принять это.
— Это не твоя гребаная Братва.
— Хочешь доказать, что ты достаточно силен? — спрашиваю я, делая шаг вперед и раскладывая последнюю часть своей ловушки. — Тогда сразись со мной сейчас. Выиграй ее, и она твоя.
— Нет, Максим, — сразу говорит Светлана. — Он пытается тебя обмануть.
Но то, что происходит сейчас, не остановить. Он идет как лавина.
Окончание всего этого кровопролития.
Осталось пролить еще несколько капель.
— Ты хочешь драться со мной, кузен? — спрашивает Максим, его челюсть сжимается от решимости. — Да будет так, черт возьми.
— Максим…
— Тише! — Максим рычит над Светланой. — Или я тебя, блядь, уведу.
Его мать тут же замолкает, но я вижу гнев и унижение в ее глазах. Прекрасно.
Триумфально улыбаясь, я иду вперед, напрягая мышцы. Наши люди образуют большой круг вокруг нас. Мои люди составляют одну половину, а люди Максима — другую. Светлана немного отступает, но я смотрю на Богдана и Влада и делаю жест в ее сторону.
Мне не нужно говорить, чтобы убедиться, что они меня понимают. Я уже знаю, что они делают.
Не спускай с нее глаз.
Максим выходит на пустое место. Он пыхтит и пыхтит. Он не знает, что делать со своим гневом, как я. Он не знает, как его контролировать. Как это направить.
Как разбить его о голову врага, когда наступит подходящий момент.
Я как раз собираюсь это сделать — когда что-нибудь услышу.
Голос, поднятый в панике, дрожащий от неуверенности… и слишком знакомый.
— Подождите!
Мои люди оглядываются назад. Я не вижу, что происходит, пока двое из них не разъезжаются, позволяя вновь прибывшим пройти в центр ринга.
39
КАМИЛА
Здесь как
Буквального огня нет, но я чувствую жар напряжения, гнева, тестостерона, жажды крови. Я чувствую жжение сотен взглядов, и посреди всего этого два титанических эго поджигают друг друга, чтобы бушевать все горячее, горячее и горячее.
Мой взгляд падает на Исаака. Мне физически нужно убедиться, что с ним все в порядке, что он все еще стоит. Впрочем, мелкие царапины и пятна на нем выглядят не так уж и плохо. Во всяком случае, они делают его лучше. Свирепее. Смертоноснее.
Затем поворачиваюсь к Максиму. Мой бывший жених стоит прямо напротив Исаака, выглядя так, будто перед ним воплотился его самый страшный кошмар.
Я чувствую прилив жалости к этому человеку. Как я могу не чувствовать? Я провела одни из самых долгих и одиноких месяцев в своей жизни, ожидая кого-то вроде него. А потом, когда он вошел в мой мир, я провела еще несколько месяцев, представляя жизнь, которую мы могли бы прожить вместе.
Однако у меня больше нет чувства вины, связанной с тем, что я приняла его предложение.
Да, я использовала его.
Но он использовал меня в ответ.
Я хотела бы сказать, что мы квиты. Но, судя по выражению его лица, я не думаю, что он чувствует то же самое.
— Какого хрена вы двое здесь делаете? — Исаак рычит.
— Нам надоело, что нас оставили, — огрызаюсь я. — Кроме того, твоей маме нужно кое-что сказать.
Из-за Максима выходит женщина в черном. Я не узнаю ее лица, но ее голос и манеры кажутся до боли знакомыми. Я просто не могу понять, почему.
— Что ж, если Никите есть что сказать, — кипит она, горечь и отвращение портят ее английский с легким акцентом, — тогда, я полагаю, мир должен остановиться, чтобы это услышать.
— Светлана, — с легким вздохом говорит Никита. — Какая радость.
О, чёрт. Так это мама Максима. Жена Якова. Женщина, с мужем которой у Никиты был многолетний роман.
Тогда горечь имеет смысл.
Она определенно привлекательна. Но иначе, чем Никита. Обе худощавые, солидные женщины. Но красота Никиты мягче и очевиднее. Красота Светланы имеет острую грань, которую еще больше омрачает ненависть в ее глазах. Какая-то трусливая бездушность. Ледяной покров там, где должно быть сердце.
Я просматриваю ряды мужчин позади нее и задыхаюсь от шока, когда вижу лицо, которое узнаю.
Все поворачиваются ко мне. Вопросительный взгляд Исаака пронзает мое лицо.
— Эндрю, — шепчу я.
— Эндрю? — Исаак повторяет. — Как в…
— Мой агент, — говорю я. — Тот, кого приставили ко мне после того, как Эрика отстранили от моего дела. О Боже… — Максим оглядывается на Эндрю и улыбается. Ему не нужно говорить это, чтобы мы поняли: ему нравится тот факт, что это выходит сейчас. Это делает его проницательным, хитрым. Как будто он из тех донов, которые тщательно планируют и думают на три шага впереди своих врагов.