Бархатный ангел
Шрифт:
Он отступает назад и медленно приближается ко мне. Один взгляд на его лицо говорит мне, что я лаю не на то дерево. Я стараюсь во всяком случае.
— Богдан, ты должен заставить их освободить меня. Они тебя послушают.
Его взгляд скользит по двум охранникам, а затем он качает головой. — Их приказы исходят непосредственно от Исаака, Камила. Я никак не могу переубедить его. Даже если бы я мог, они бы меня не послушали.
— Иисус, тогда выбей из них свет.
Он виновато
— Ты даже не попытаешься мне помочь?
— Исаак хочет, чтобы ты была в безопасности, Камила.
— У них моя дочь Богдан! — Я кричу. — И я могла бы помочь вернуть ее.
Он просто снова качает головой. — Выставлять себя напоказ Максиму — плохая идея. Мало того, что у него будет Джо, у него будет хороший шанс заполучить и тебя.
— Тогда поговори с Исааком, — умоляю я. — Поговори с ним и убеди его взять меня с собой.
Он вздыхает. — Прости, Камила.
— Не извиняйся, черт возьми, — кричу я. — Помоги мне!
— Я уже на тонком льду с ним.
— Так ты даже не попытаешься?
Богдан кивает охранникам в последний раз. — Я ничего не могу сделать, Камила. Он принял решение.
Я снова начинаю кричать — на этот раз без слов, только мучение, — пока охранники продолжают нести меня через особняк к моей комнате. Богдан поворачивает за угол и исчезает.
— Трус! — Я кричу ему вслед.
Когда мы добираемся до моей комнаты, они провожают меня внутрь и быстро удаляются. Замок щелкает, зловещий стук говорит: «Ты никогда не выберешься отсюда».
Я все равно подбегаю к двери и стучу кулаками по твердому дереву. Не то чтобы это помогло. Как и все остальное в этом проклятом гребаном доме, она совершенно не поддается.
Но с каких это пор меня это останавливало?
Я продолжаю стучать ладонями по дереву, хотя бы потому, что мне нужно что-то делать. Какой-то способ высвободить бурлящую во мне боль.
Когда приходят слезы, моя сила уходит. Кажется, я не могу остановить их. Я оказываюсь у окна, наблюдая, как мужчины готовят машины и готовятся к миссии по возвращению Джо.
Я должна быть там с ними. Вместо этого я сижу здесь, заперта в комнате и вынуждена смотреть, как другие люди уходят, чтобы попытаться спасти мою дочь. Люди, которых я не знаю, люди, которые не знают мою дочь.
Тут я замечаю Исаака. Его присутствие всепоглощающее. Он сразу привлекает внимание. Большинство мужчин высокие, но Исаак выделяется среди них.
Он разговаривает с несколькими лейтенантами, наблюдающими за подготовкой. Я замечаю среди них Богдана и Влада. Потом по какому-то негласному сигналу начинают залезать в пуленепробиваемые машины.
— Боже… — бормочу я в оконное стекло.
Исаак направляется к пассажирской
Наши глаза сцепляются. Несмотря на расстояние, я чувствую, как связь между нами растягивается и сжимается, пульсирует и мерцает.
Даже когда я злюсь на него, я не могу избавиться от своих чувств.
Я не могу перестать беспокоиться о нем.
Я не могу перестать любить его.
— Не умирай, — говорю я ему.
Он кивает мне и садится в машину. Ворота распахиваются, и в идеальной синхронности выезжают машины одна за другой.
В тот момент, когда последний автомобиль уезжает, ворота закрываются. Большой отряд мужчин подходит, чтобы осмотреть ворота и перепроверить запорный механизм, затем они расходятся, чтобы охранять границы комплекса.
Я знаю, что они здесь для меня. Нет никакой другой причины, по которой Исаак оставил бы такое большое количество боеспособных солдат, если бы его не беспокоила возможность нападения на особняк, пока его не было.
Однако я не нахожу утешения в этой мысли. Я не заинтересована в том, чтобы быть в безопасности. Не тогда, когда Джо и Исаак находятся прямо на пути опасности.
Если с кем-то из них что-нибудь случится… Я падаю вперед и упираюсь лбом в плюшевую подушку сиденья у окна.
Мои слезы капают на ткань, окрашивая ее и делая рисунок темным, как кровь.
Не знаю, как долго я стою так, склонив голову в подчинении, как будто молюсь о чем-то. Черт, может быть, это именно то, что я должна делать.
Не позволяй им… Пожалуйста, убедись, что они… Но слова слишком трудны для произнесения.
В этот момент я слышу, как щелкает дверной замок. Я резко вскакиваю, когда Никита входит в мою комнату. Она закрывает за собой дверь и подходит ко мне.
— О, дитя, — вздыхает она, глядя мне в лицо.
Она тянется к коробке с салфетками и предлагает мне одну. Я достаю пару и вытираю слезы и грязь с лица. Никита садится на подоконник рядом со мной и ставит коробку с салфетками между нами.
— Не знаю, как ты выжила все эти годы, — с горечью говорю я.
— Для меня все было по-другому.
— Как?
— Я не любила своего мужа.
— Никогда? — Я спрашиваю. Я не думала, что это произойдет, но в данный момент говорить приятно.
Это лучше, чем быть запертым в моей голове с бесконечными кошмарами и «а что, если».
— У меня был потенциал любить его… если бы он был другим человеком, — признается Никита. — Но он никогда не интересовался этим. Во мне. Партнер его не интересовал. Он не хотел от меня ничего, кроме детей.