Бархатный ангел
Шрифт:
— Как ты это пережила?
— Бывают дни, даже я не знаю.
Я качаю головой. — Это не похоже на все другие битвы, в которых участвовал Исаак, — говорю я. — Жизнь Джо будет поставлена на карту, если он совершит ошибку или переиграет.
— Мой сын знает, что делает, Камила.
Я качаю головой. — Может быть, но это не значит, что я ничего не знаю. Я могла бы помочь.
Она нежно гладит тыльную сторону моей руки. — Он не оставил тебя, потому что думал, что ты будешь мешать. Он оставил тебя, потому что хотел защитить тебя. Он чувствует себя достаточно
Я прикусываю губу. — А как же я? — Я протестую. — Ты не думаешь, что я отношусь к нему так же? Ты понимаешь, как тяжело мне было смотреть, как он садится в машину и уезжает? Не так ли?
— Да, на самом деле, — говорит она. — Я думаю, это так же ужасно, как смотреть, как оба твоих сына уезжают на войну.
Ее слова меня немного отрезвили. Не я одна сейчас страдаю. — Я не хочу такой жизни для Джо.
— Исаак сделает то, что поклялся, Камила. Утешайся этим. Ни у него, ни у Богдана не было выбора, куда направить свою жизнь. Они всегда собирались быть детьми Братвы. Но у Джо есть двое родителей, которые будут бороться за нее. В этом вся разница.
Еще одна жирная слеза скатывается по моей щеке. — Она, должно быть, так напугана…
— Она наполовину Исаак, наполовину ты, — говорит Никита, похлопывая меня по коленке. — Она достаточно сильная и выносливая, чтобы пережить это.
— Ей пять, — указываю я. — Она не должна быть ничей иной, как счастливой.
— Мир несправедлив, — говорит Никита. — Дети вынуждены взрослеть задолго до того, как им это нужно.
Какая-то нотка в ее голосе заставляет меня взглянуть на нее.
Она выглядит… старше. Выражение ее лица страдальческое, и я вдруг понимаю, что она вся дрожит. Первую трещину в ее фасаде я увидела за долгое время, а может быть, и никогда. Я думаю о том, сколько времени она провела с Джо за последние несколько недель, и понимаю, что она так же напугана, как и я.
Она просто лучше скрывает это.
Может быть, она делает храброе лицо для меня. Может быть, именно так она справляется с каждой трудной ситуацией, с которой сталкивается. Ты никогда не знаешь, что всего несколько часов назад женщина потеряла сознание, а ее внучку отняли у нее кровожадные враги.
— Прости, — говорю я. — Я… я даже не подумала о том, как это должно быть тяжело для тебя.
— Никогда к этому не привыкнешь. Но ты учишься терпеть это.
— Не думаю, что когда-нибудь смогу этому научиться.
— Поверь мне: если ты достаточно любишь его, ты будешь.
Я всхлипываю и промокаю глаза другой салфеткой. — Никита, можно тебя кое о чем спросить?
Она кивает. — Спрашивай о чем угодно.
— Как узнать, достаточно ли ты любишь человека?
Она смотрит в окно, и ее глаза затуманиваются от воспоминаний. — Когда ты готова на все, чтобы быть с ним, — говорит она. — Даже если это будет означать твою жизнь.
Я киваю. — Ты говоришь о человеке, в которого влюбилась.
— Да.
— Если бы твой муж узнал…
— Он бы убил нас обоих. Я полагаю, в конце концов, он все равно убил его.
Я замираю. —
Она качает головой. — Не совсем. Он хотел захватить контроль над «Братвой», а Яков просто мешал ему.
Мне требуется несколько секунд, чтобы разобрать это предложение. Не только из-за того, как легко она это преподносит, но и из-за шокирующей правды, которую она содержит.
Яков.
— Ты говоришь мне то, что я думаю, что ты говоришь мне?
Она делает глубокий вдох. — Я так долго хранила тайну. Сейчас приятно произносить эти слова вслух. Это кажется… освобождением.
Я просто смотрю на нее. Ее красивые, строгие черты расслабились. Она больше не выглядит такой уставшей. Уж точно не такой старой. Это заставляет меня поверить, что вся боль, запечатленная на ее лице, — результат секретов, которые она хранила все эти годы. Серьезность сокрытия чего-то такого огромного.
И теперь, когда она позволила этому грузу упасть с ее плеч, она выглядит так, будто может парить.
— Твой тайный любовник был братом твоего мужа? — Я спрашиваю. — Отец Максима? — Я знаю, что звучу глупо и очевидно, но мне кажется важным сказать это вслух.
Она кивает. — Это главная причина, по которой Светлана меня ненавидела.
— Она знала? — Я смотрю на нее.
— Она подозревала. Она всегда знала, что Яков питает ко мне слабость. Она просто не знала, насколько глубоко это зашло. Во всяком случае, не до конца.
Я заикаюсь, не образуя ни слова. Я действительно не осуждаю ее. Я просто пытаюсь усвоить эту информацию. О Якове я слышала только рассказы из вторых рук, и я изо всех сил пытаюсь вспомнить, что это было.
Как Исаак описал его? Слабый лидер, но лучший человек, чем его отец? Хотела бы я быть более внимательной сейчас.
— У меня был роман с зятем, — говорит Никита, как будто ей тоже важно сказать это вслух. Меня впечатлил тот факт, что в ее тоне нет чувства вины, стыда или сожаления. Просто честность. Нежность, даже. — Все началось достаточно невинно. Мы жили в одном доме. И он был… он был таким непохожим на Виталия.
— Как?
— Когда он смотрел на меня, он действительно видел меня, — шепотом объясняет Никита. — Его интересовало мое мнение. Ему нравилось обсуждать со мной книги. Мы разговорились, подружились… — Это логично. Она оказалась в ловушке одинокого, несчастливого брака. Конечно, она нашла бы утешение в единственном мужчине, который считал ее чем-то большим, чем собственность.
— А его жена? — Я спрашиваю.
Никита вздыхает. — Я не собираюсь притворяться, будто много думала о ней, — признается она. — Хотела бы я сказать даже сейчас, что я чувствовала себя виноватой. Но мы с ней никогда не были по-настоящему друзьями. В тот день, когда я вышла замуж за Воробьевых, она решила сделать меня своим врагом. А когда она стала замечать, как добр ко мне Яков, то растерялась.
— Это было на самом деле? — мягко спрашиваю я.
Это личный вопрос, но я полагаю, что это она решила рассказать мне об этой скрытой части своей жизни. Может быть, часть ее устала хранить секреты.