Бархатный ангел
Шрифт:
Идиот. Почему я вообще открыла рот? — Нисколько. Ты можешь трахать кого хочешь.
В этом предложении нет ничего, кроме гордости. Внутри я кричу на себя, потому что даже представляя Исаака с другой женщиной, мне хочется рвать на себе волосы клочьями.
— Значит, у меня есть твое разрешение?
Я на девяносто процентов уверена, что он все еще дразнит меня или, скорее, разоблачает мой блеф. Но я не уверена, что готова сделать такое предположение и рискнуть.
— Пожалуйста, мы можем просто поужинать? — раздраженно
— Сегодня ты постаралась, — говорит Исаак, переводя разговор. Он упирается подбородком в мое платье. — Я должен быть польщен?
Я закатываю глаза. — Мне просто понравилось платье, хорошо?
— Я подумал, что он может тебе подойти, когда выбирал его.
Значит, он выбрал его сам. Не могу не восхищаться его вкусом. Но опять же, я уже была в трех его домах, и каждый из них был со вкусом, элегантен и чрезвычайно утончен.
Это заставляет меня чувствовать себя запуганной… и невероятно нуждающийся.
Может быть, поэтому я защищаюсь.
— Мне не нужно, чтобы ты делал для меня покупки, — говорю я ему.
Он пожимает плечами. — Я просто подумал, что могу дать тебе варианты.
— Если бы ты мог распространить это на жизненный выбор, я была бы признательна, — саркастически говорю я.
Его глаза вспыхивают раздражением. — Мы снова вернулись к этому? — он спрашивает.
Изменение моего настроения тоже застало меня врасплох. Но теперь я немного лучше себя понимаю. Те недели почти изоляции дали мне много пищи для размышлений.
Включая человека, которым я себя считала, человека, которым я хочу быть, и человека, которым я являюсь на самом деле.
За несколько месяцев Исаак снова завладел всей моей жизнью. Я должна ругать его, отчаянно пытаясь восстановить свою автономию. Но вместо этого меня все больше и больше тянет к нему.
И когда я была в беде, он был первым человеком, к которому я обратилась. Как я могу назвать себя настоящей феминисткой, если момент дерьма попадает в поклонник, я бегу к человеку, чтобы спасти себя? Даже сейчас я знаю все секреты, которые он проводит. Секреты относительно меня и моей жизни, что он целенаправленно сохраняет у меня. И даже тогда я оказываюсь, что я отчаянно прикасаюсь к нему. Отчаянно, чтобы он коснулся меня.
— Вернемся к чему? — Я спрашиваю опасно, чувствую, что мой гнев ростет, чтобы встретиться с ним. — Ты серьезно хочешь начать с чистого листа?
Он немного опирается. — Нужно напомнить тебе, что ты позвонила мне, Камила?
Это больно, но я отказываюсь это показывать. — Да, я звонила тебе. Но давайте посмотрим правде в глаза: это не значит, что ты меня отпустил, — указываю я. — Ты следил за мной. С того самого момента, как я покинула поместье, твои люди следили за мной.
— И не зря.
— Чтобы контролировать меня?
— Чтобы защитить тебя, блядь, — нетерпеливо говорит он.
— Это удобный
— Есть ли причина, по которой ты ведешь себя как сопляк? — спрашивает он в своей спокойной размеренной манере.
— Наверное, по той же причине, по которой ты ведешь себя как ублюдок.
Так много для хорошей игры.
Глаза Исаака темнеют. Его палец сжимает столовые приборы. — Ты должна быть осторожнее со мной, kiska.
— Ты не собираешься мне рассказывать, не так ли? — Я требую.
Он удивленно выгибает бровь. — Сказать тебе что?
Я отодвигаю стул, и он царапает пол, издавая пронзительный визг.
— О сообщении, которое Максим прислал для меня.
9
ИСААК
Я никогда в жизни так не хотел убить Максима.
Как бы мы ни начали, все всегда заканчивается здесь — в драке. С этим чертовым хвастуном посреди каждого спора.
Однако мне трудно сосредоточиться на моих аргументах, потому что сегодня она выглядит как чертова принцесса амазонок. Платье на ней женственное по цвету и композиции.
Но силуэт и лиф крепкие. Мощный.
Она похожа на каждую чертову фантазию, которая у меня была с тех пор, как я был мальчиком. Ее зеленые глаза вспыхивают гневом, когда она поднимается на ноги, ее светлые волосы мягко развеваются назад на легком ветру, проходящем через внутренний дворик.
Я тоже в бешенстве. Но это не мешает мне представить, как она склонилась над этим самым столом с поднятой в воздух попкой, мокрая и отчаянно хочет меня принять.
— Ты слушала мой разговор, — говорю я, задаваясь вопросом, сколько еще она слышала, сколько еще она собрала воедино.
— Мне пришлось. Я уже знаю, что не могу тебе доверять.
— Ты здесь, — коротко говорю я ей. — Что это говорит о твоём уровне доверия?
Сожаление мелькает на ее лице. — Я не должна быть. Я никогда не должна была звонить тебе.
Удар ниже пояса, но я позволяю ему скатиться со спины, когда встаю на ноги. Ей приходится немного вытягивать шею, чтобы компенсировать мой рост. Я обхожу стол и приближаюсь к ней.
Она делает крошечный шаг назад, но мы оба знаем, что она не собирается отступать.
Еще нет.
— Тогда зачем?
— Это сделал ты, — говорит она, пытаясь сформулировать свои обвинения. — Ты тот, кто убедился, что я бессильна, так что, когда мне понадобится помощь, мне не к кому будет обратиться, кроме тебя.
— Это то, что я сделал?
— Прекрати. Не обращайся со мной, как с ребенком или дурочкой. Я ни то, ни другое.
— Ты же понимаешь, что позвала меня, чтобы сбежать от Максима, — напоминаю я ей.
— Какова твоя логика? — возражает она. — Я сбежала от него, поэтому я не хочу слышать сообщение, которое он мне прислал? Ты не думаешь, что должен был предоставить мне выбор?