Бархатный ангел

Фокс Николь Николь

И все, что делается, доводит меня до исступления, вызванного яростью.

— Ты не можешь этого сделать! — Я в отчаянии кричу.

— О, я думаю, ты убедишься, что я могу, — говорит он со всей уверенностью человека, который знает, что может заставить солнце отступить, если прикажет. — Легко.

Я хочу дать отпор, хотя знаю, что не выиграю. Я хочу наброситься, хотя и знаю, что не получу никакого удовлетворения от этой попытки.

Он сильнее меня. У него есть все карты, а у меня нет ни одной. Вдобавок ко всему, я пошла и призналась ему в этом, попросив

его о помощи, когда я была наиболее уязвима.

Я была дурочкой и не уверена, что смогу перестать ею быть.

Потому что независимо от того, каким путем я прихожу к своим проблемам… Я каждый раз натыкаюсь на одно и то же чертово препятствие.

Я безнадежно влюблена в этого человека. Если бы я была более смелой женщиной, я бы даже употребила слово «любовь». Но так как я не могу произнести ни слова, не чувствуя, что компрометирую какую-то маленькую часть себя, я решаю еще немного цепляться за отрицание.

— Что мне нужно делать? — Я умоляю. — Поскольку с тобой не работает сострадание, возможно, сработает торг. Чего ты хочешь от меня?

— Послушание.

— Что угодно, только не это.

— Ты можешь, kiska. Тебе просто нужно согнуться.

— Я и так много согнулась, — огрызаюсь я. — А теперь пришло время тебе попробовать.

Он холодно улыбается. — Ты, должно быть, меня с кем-то путаешь.

— Ты ни разу не пошел на компромисс ни с кем за всю свою жизнь без любви?

— Без любви?

— Совершенно очевидно, что ты никогда в жизни никого не любил, Исаак. Если бы ты это сделал, ты бы понял, что любовь означает ставить чужие чувства выше своих собственных. Но ты на это не способен. Потому что ты живешь для себя и ни для кого другого. Как ты думаешь, почему я скрывала от тебя существование Джо даже после того, как познакомилась с тобой? Я пыталась защитить ее от тебя. Лучше бы у нее вообще не было отца, чем такого монстра, как ты.

Я достаю большие пушки, такие, от которых не оторвать. Но мне плевать. Что мне еще терять?

Лицо Исаака похоже на гром. Его естественное спокойствие существует только как угрожающая запоздалая мысль. Он делает шаг ко мне, его голубые глаза горят презрением.

— Ты никогда не собиралась рассказывать мне о ней, не так ли? — он бурлит.

Даже я не знаю на это ответа. Но я не заинтересована в том, чтобы быть честной сегодня. Мне интересно выпендриваться. Мне нужен выход для моего разочарования.

— Нет, не собиралась. Потому что я должна защищать свою дочь — несмотря ни на что.

— Защитить ее от меня?

— Да.

Темнота в его глазах отступает на мгновение. Я понятия не имею, что это может означать.

— Разве в тебе нет человечности? — шепчу я. — Почти шесть лет, а я почти ничего не пережила со своим ребенком.

— Теперь я должен сочувствовать тебе, не так ли?

Я прищуриваю на него глаза. — Тебе никогда не суждено было стать отцом, Исаак. Ты гнался за властью, а не за семьей. Но я? Я бы отдала каждую унцию власти, которая у меня есть, если бы это означало, что я могу обеспечить безопасность и счастье Джо.

— Это

так? — спрашивает Исаак.

— Да, — говорю я без колебаний.

— А что, если бы я мог гарантировать это вам?

— Никто не может этого гарантировать. Даже ты.

— Отложи реальность на мгновение. Давай говорить гипотетически. Если бы я мог гарантировать это, ты бы отдала каждую унцию своей силы?

Я не сомневаюсь. — Конечно.

— А если я тогда попрошу тебя о послушании?

Я напрягаюсь, с опозданием понимая, к чему это ведет. Но если я отступлю сейчас, я взорву весь свой аргумент. И я действительно имею в виду то, что говорю: Джо — это все, что имеет значение.

— Я бы отдала это тебе.

— Даже если я попрошу тебя встать передо мной на колени?

Все мое тело вспыхивает жаром. Под желанием скрывается гнев, но я более решительна, чем когда-либо. Поэтому я иду вперед, не сводя с него глаз.

Затем опускаюсь на землю перед ним.

Он этого не ожидает. Удивление мелькает в его глазах, когда мои колени касаются пола. Я не спускаю с него глаз и сохраняю свою позицию.

— Что ты хочешь сейчас? — спрашиваю я хриплым шепотом.

Какое-то время он молча смотрит на меня. Я вижу невольное восхищение в его приподнятой губе. — Ты действительно это делаешь?

— Ты спросил меня, откажусь ли я от власти, чтобы убедиться, что моя дочь в безопасности, — говорю я. — Ну, вот я и доказываю, что буду. Вперед, продолжай. Скажи мне чего ты хочешь.

Я уже знаю, чего он хочет. Я на уровне глаз с его промежностью, и его эрекция хорошо видна с того места, где я стою на коленях. Я стараюсь не смотреть прямо на него, но это тяжело.

Глаза Исаака вспыхивают. Там определенно есть похоть, но вместе с ней есть что-то еще. Нежелание? Неопределенность? Сожеления? Я не могу точно сказать. Он мастер скрывать свои эмоции.

— Давай, — говорю я с вызовом. — Ты тот, кто хотел послушания. Разве у тебя нет готовой команды для меня, дон Воробьев?

— Я не уверен, что ты хочешь туда идти.

— Тогда я скажу тебе, чего ты хочешь? — Я насмехаюсь. — Мне прочитать твои мысли?

— Камила… — предупреждает он. В его голосе звучит рычание, от которого я так быстро промокаю, что моя интеллектуальная часть отключается, и просыпается мой животный мозг.

Я протягиваю руку и начинаю расстегивать его штаны. Через несколько секунд я спускаю их на его лодыжки. Его член огромный и набухший, упирающийся в мягкую ткань трусов-боксеров.

Мой рот наполняется слюной, и в тот момент, когда я дразню ткань вокруг его задницы, мои губы смыкаются вокруг кончика его члена.

— Это то? — Я шепчу с его членом во рту. — Это то, чего ты хочешь?

— Чёрт, — рычит он.

Я позволила своему языку обвести головку его члена. Я чувствую, как его тело напрягается с каждым ударом, поэтому продолжаю двигаться.

Понемногу я втягиваю его глубже. Я медленно сосу его, набирая обороты по мере того, как продолжаю. Я играю с его яйцами, сосу и поглаживая, сначала одной рукой, а потом обеими.