Барышня и хулиган

Полякова Татьяна Викторовна

Зинка нахмурилась.

— Хотя вчера он был точно с приветом. Сидели чай пили, Палыч тебя нахваливал, за сольный номер, когда ты по-французски… Надо, говорит, ее на работу вызывать, загулялась, все равно в городе болтается, а Лидка говорит, она к сестре собралась. Палыч сидел, сидел, а потом как подпрыгнет, а у нее, спрашивает, сестра есть, у тебя то есть. Я говорю: есть, не то в Костроме, не то в Рыбинске. А он аж затрясся. Кто-нибудь, говорит, сестру эту видел? А кто видел, ее здесь сроду не было. Тогда он вроде вовсе свихнулся

и на тетку переключился. И пьян был в меру, черт знает, что нашло на человека.

— Ага. А с обеда таблетки глотал да за сердце хватался. Помнишь, мужик приехал, этот… машина у него… «Понтиак», точно. Пошептались малость, и Палыч чуть от тоски не умер, а к вечеру петь начал…

— А в таком состоянии под машину попасть плевое дело, — опять влезла Рыжая, которая подолгу молчать просто не умела.

— Дались ему мои родственники, — пожала я плечами, чувствуя, что все на меня уставились.

— Тетка-то жива? — спросила Зинка.

— Жива, — ответила я.

— Ну и слава богу. Придет Палыч, тогда и узнаем, чего его на твою родню потянуло.

— Когда придет? — взъелся парень.

— Отвяжись, — в три голоса заявили мы и покинули кабинет.

— Пойдем выпьем, — предложила Рыжая, которая оказалась вполне симпатичной девчонкой и совсем не злой.

— Я на работе, — вздохнула Людка и исчезла за одной из дверей, а я торопливо кивнула:

— Идем.

Мы спустились в бар, взяли по бокалу мартини, и Рыжая, немного потомившись, сказала:

— А ты правда.хорошо поешь, и по-французски. А я в школе английский учила, а кроме «хау-дую-ду» ничего не помню.

— Я тоже. Просто песня понравилась, вот и выучила.

— Танька сказала, если Катька так петь будет, нас всех погонят.

— Я, кроме этой песни, ничего не смогу, — торопливо заверила я ее. — Год репетировала.

— А ты ничего, — улыбнулась Зинка. — Я-то думала, ты стерва и задавала. Хочешь, будем дружить?

— Конечно, хочу.

— Люди должны помогать друг другу, — заявила она, и я опять-таки с ней согласилась.

Мысли мои между тем были довольно далеки и от Рыжей, и от бара. Касались они в основном

Безвременной кончины Юрия Павловича. К этому моменту у меня уже имелась классная версия, которой очень хотелось поделиться с Мишкой, но я продолжала сидеть в баре, надеясь, что смогу услышать что-нибудь интересное. Но ничем интересным в разговоре с Рыжей даже не пахло. Она долго обсуждала платье какой-то Ирки, потом перешла на ее любовника и закончила своим, заявив, что он — идиот и она его на днях бросит, если он не подарит ей колечко, которое она присмотрела.

Далее я выслушала рассказ об этом самом колечке, причем Зинкиным описаниям мог позавидовать Лев Николаевич Толстой. Я поняла, что с меня хватит, и решительно поднялась.

— Мне ж за квартиру заплатить надо, а сберкассу скоро закроют, — якобы спохватилась я. Рыжая замерла с недоумением на челе, а я удалилась, сообразив, что повод нашла

не совсем подходящий. Ну так что ж теперь… Я вышла на улицу и торопливо огляделась, «девятка» притулилась на углу, возле кафе «Блинчики». Плюхнувшись на переднее сиденье рядом с Шальновым, я выпалила:

— Я все поняла.

— Серьезно? — вытаращил он глаза.

— Брось придуриваться. — Я хотела обидеться, но только рукой махнула, жажда изложить свою версию оказалась сильнее насмешек.

— Валяй, я слушаю.

— Когда я здесь была позапрошлым вечером, Юрий Павлович поначалу нисколько не усомнился в том, что я Катька, но кое-что в моем поведении ему показалось странным. Французский и, разумеется, манера исполнения. Насколько мне известно, у Катьки голоса нет, а у меня он есть и…

— Ты тоже в кабаке поешь? — насторожился Мишка. — А сестрица твоя говорила, что ты училка…

— Ни в каком кабаке я не пою, — обиделась я. — А в тот раз пела, потому что эта Рыжая… да и выпила много…

— Ты еще и пьешь?

— Пошел к черту, — рявкнула я.

— Ладно, не нервничай. Палыч прибалдел от твоего голоса и французского и… что?

— В тот вечер ничего, д на следующий день при нем в разговоре упомянули, что у меня, то есть у Катьки, есть сестра, и он обо всем догадался. Понимаешь? Попытался узнать мой телефон, но у меня его нет, зато он есть у тетки.

— Про тетку Катька рассказывала. А еще родственники у вас есть?

— Естественно. И если ты не заткнешься, все соберутся в твоей квартире в ближайший выходной. У тетки недавно был день рождения, и Катька ее поздравляла, звонила из клуба, а номер записала на перекидном календаре. Юрий Павлович его нашел, позвонил и узнал, что мы близнецы.

— Серьезно?

— Конечно, — с жаром заверила я.

— Я о близнецах, — сказал Мишка.

— Какие к черту близнецы, Катька старше меня на четыре года, это тетка так сказала, потому что…

— В вашей семье наследственная тяга к вранью…

Я только рукой махнула.

— Ты будешь слушать?

— А я чего делаю? — удивился Мишка.

— Ну так вот, он понял, что я вовсе не Катька, а сама Катька сбежала,

— И он от этого умер.

— Умер он от того, что его пристрелил Кать-кин любовник. Все очень просто, она пряталась от Юрия Павловича, оттого и просила меня появляться в клубе каждый вечер, только не засиживаться, чтоб он не мог обнаружить подмену.

— То есть ты хочешь сказать, что Палыч тоже был ее любовником?

— Да. А другой любовник, Славка Лосев, его укокошил.

— А с какой стати?

— Откуда мне знать? Может, он безумно любит мою сестру и не желает мириться с тем, что у него есть соперник. Я почти уверена, что Юрий Павлович был ее любовником, потому что… — Тут я прикусила язык, но Мишка прицепился, точно репей.

— Потому что?

— Ничего.

— Нет, ведь ты сказала «потому что…».

— Ну, сказала.