Башня континуума
Шрифт:
— Дэнни, — проговорила Терри с укором.
— Что?
— Пожалуйста, не называй брата разными плохими словами… это некрасиво…
— То, что он придурок — не оскорбление. Просто констатация факта.
Терри не сумела удержаться от горького вздоха. Она искренне жалела бедолаг, которые сочли, что единственный способ разобраться с неурядицами — свести счеты с жизнью, выпрыгнув из окна Копилки. Всякий раз, когда Терри приходила в церковь, она опускалась на колени и молилась за их погибшие души (в том числе и оттого, что глубоко внутри странным, неприятным образом ощущала причастность к происходящему). Но следовало признать, несчастные самоубийцы были Терри незнакомы, их страдания представлялись ей печальной, но сухой абстракцией, а вот проблемы, которые возникали из-за этого у обожаемого мужа — вящей реальностью.
— Не понимаю, в чем дело, — злобно проворчал Кит под нос, — уже октябрь, генераторы установили в середине января, и за это время в Копилке не произошло ни одного самоубийства… связанного с падением с большой высоты, по крайней мере.
— В чем тогда суть претензий? — поинтересовался Дэниэл, хмурясь.
— Вроде бы содержание генераторов обходится чрезмерно дорого, сами генераторы осложняют работу сотрудникам коммунальных служб…
— А сколько это стоит?
Кит назвал сумму. Дэниэл присвистнул.
— В самом деле, чертовская уйма денег.
— Человеческая жизнь бесценна!
— Да. Расскажи об этом держателям подпольных абортариев.
Терри дотронулась до его руки. Рукав его черной рубашки украшала красная повязка с символом песочных часов — знак принадлежности к Народному Трудовому Альянсу.
— Дэнни, пойду, принесу нам с тобой по стакану теплого молока перед сном.
Дэниэл кивнул. Хотя кошмары прекратили изводить его с прежней силой, спал Дэниэл по-прежнему плохо, просыпаясь от любой мелочи вроде комариного писка. Потом он часами не мог заснуть, бродил по коридорам и флигелям фамильного особняка. Звериная настороженность не покидала его ни на секунду даже в спасительных объятиях сна, будто каждое мгновение он обязан был находиться в полной боевой готовности… но к чему? Дэниэл не знал. Зато он был уверен, что, если бы ему удалось проспать хоть десять часов кряду, он стал бы самым очаровательным и жизнерадостным человеком на земле. Наверное, отказался бы от затеи взбираться на баррикады и выкрикивать оттуда революционные прокламации. Хотя… едва ли.
— Как твои дела, поросеночек? — спросил Кит у брата.
— Нормально.
— Ричард говорил мне, что недавно, на досуге, от нечего делать, прочитал твою газету.
— И что? Ему понравилось?
Кит пожал плечами.
— Трудно сказать. Давно не слышал, чтобы Ричард так смеялся. Особенно, когда он пересказывал мне статью, напечатанную в разделе криминальной хроники. Что-то про скромного, тихого банковского клерка, который вернулся домой с работы, взял топор, убил жену, детей, престарелых родителей, поджег дом, а потом уверял сотрудников Гражданской Милиции, пожарных и санитаров, будто его заставили сделать все это лесные феи.
Дэниэл всегда знал, что колонка криминальной хроники станет украшением «Вестника». Хотя он тотчас сообщил брату, что в его газете печатаются не только статьи о безумных банковских клерках с топорами, но еще и серьезная политическая аналитика.
— Серьезная аналитика, говоришь? Это когда ты, щенок паршивый, страстно проповедуешь абсурдные идеи Народного Трудового Альянса во главе с камрадом генералом Вольфом? — поинтересовался Кит желчно.
— Являясь первым заместителем главного редактора «Вестника», я считаю, мы обязаны донести до широких народных масс программу Народного Трудового Альянса под руководством мудрейшего и добрейшего камрада генерала Вольфа, единодушно избранного на роль лидера гражданами Промышленной Зоны Южная Венеция, — отвечал Дэниэл ровно.
Южная Венеция исторически являлась крупнейшим промышленным центром Империи. Это был закованный в стальной панцирь мрачный индустриальный мир, сосредоточивший в себе треть всех промышленных мощностей государства. Кусок еще более лакомый, чем даже пресловутые услад-плюсовые рудники. В течение пяти столетий этим куском строго распоряжались императорские наместники, пока семь лет тому назад не произошел кровавый переворот. Боевые отряды оппозиционного Народного Трудового Альянса — при финансовой и военной поддержке Синдиката Крайм-О — прошлись по Южной Венеции огнем и мечом, круша, уничтожая и уничтожая. Упоенный своими успехами и вдохновленный слабостью имперских властей, Вольф горел желанием развернуть свою революционную деятельность по всей Империи.
Что до личности самого генерала, то слухи о Вольфе курсировали престранные. Будто настоящий генерал Вольф по неясным причинам скончался через два месяца после переворота и был заменен двойником. И это далеко не все! Поговаривали, будто двойники Вольфа с тех пор менялись регулярно, ибо по тем же неясным причинам погибали — приходили в негодность — удручающе стабильно через каждые восемь-девять месяцев. Итого, на текущий момент НТА возглавлял уже девятый или десятый генерал Вольф.
Было ли Дэниэлу известно об этой чехарде генетических доппельгангеров? Вполне возможно. Поскольку он происходил из знатнейшей семьи Империи, у него имелась масса знакомых в их возвышенных кругах, которые могли сообщать ему интересные сведения, недоступные простым смертным. Впрочем, что касалось слухов о двойниках генерала Вольфа, Дэниэл считал их нелепыми бреднями, частью оголтелой клеветнической кампании, развернутой против этого достойнейшего, хотя порой неаккуратного в слишком страстных высказываниях, политика.
— Вся эта болтовня о клонах Вольфа! Какая несусветная чушь!
— Между прочим, моя служба безопасности не считает эти слухи такой уж чушью. Вольфы невероятно похожи, но не полностью идентичны. Все десять штук. Похоже, двойники меняются через каждые восемь или девять стандартных месяцев.
Дэниэл поперхнулся.
— Как? Ты шутишь?
— Разве похоже, будто я шучу? Если и так, то шутка, скорее, страшная, чем смешная. Брр.
Дэниэл поразмыслил. По-крайней мере, наморщил лоб, изображая мыслительный процесс.
— Ладно. Развивая твою бредовую теорию… что происходит с клонами? И, если так, откуда берутся новые? Кто делает это? Зачем?
Хорошие вопросы, на которые Кит не знал точных ответов. Если приближенные генерала Вольфа порой замечали странности в его поведении, то молчали, как рыбы, не желая прослыть сумасшедшими. Или опасаясь физической расправы. Широким народным массам необычайно импонировала грубоватая внешность генерала, его красноречие, страстная готовность биться до последнего с врагами революции, железобетонная решимость, которую генерал неоднократно подтверждал не только словом, но и делом. Крайне немногие догадывались, что за широкой спиной Вольфа стояла зловещая, великолепно законспирированная группировка темных личностей, известных под именем Инженеров.
Подлинные их цели оставались тайной за семью печатями. Ясно лишь было, что они возлагали значительные надежды на генерала Вольфа. И впрямь, тот был всем хорош: и дьявольской жестокостью, и рабской преданностью своим неведомым господам, но имелась у генерала одна вредная привычка. Сперва настоящий Вольф, а следом и его воплощения заканчивали жизни самоубийством, перерезая себе горло опасной бритвой. У Кита имелось наглядное доказательство тому в виде четкого цветного снимка, запечатлевшего Вольфа на полу своего кабинета, распластанного в луже крови, с раскромсанной глоткой. Факт собственной кончины не помешал бравому генералу на следующий день, как ни в чем не бывало, взобраться на трибуну и выступить перед народом Южной Венеции с пламенной речью во славу Революции.