Бастион: Ответный удар

Зверев Сергей Иванович

Туманов невесело рассмеялся.

– На, держи. За вредность, – добавил к Ивану-печатнику второго и бросил на панель.

Шофер недоверчиво прощупал пальчиком купюры.

– Настоящие, не щупай. До новых встреч, амиго, – Туманов вылез из машины.

Водила опомнился:

– Да ты кто, мужик?

Туманов шутейно отдал честь:

– Мартин Риггз, полиция Лос-Анджелеса. Так и доложись в мусарне.

Туровская заготконтора располагалась на той же окраине – среди бревенчатых бараков и непересыхающих луж. По улочкам бродили голодные собаки. Люди почти не встречались: новой власти на периферии удавалось играючи организовать круглогодичную (и круглосуточную) занятость (денег нет, зато рабо-оты – край). Туманов быстрым шагом пересек типично российскую подворотню – погреба, разбитая «пушнина», грязь, фекалии… – и подобрался к ПЗХ с огородов. Во дворе конторы, среди развалов мусора, валялись обломки метлы (не выдержала). Контора встретила гнетущей тишиной. Ориентируясь по памяти, он поднялся на второй этаж и только здесь отметил отдельные элементы жизни. За фанерной перегородкой стучала машинка, диктор по радио комментировал достижения российских аграриев в период уборочной неразберихи. Существенные сдвиги, значительные улучшения, кардинальные перемены. Рай земной в окуляре полевого бинокля… На стене в коридоре висел широченный плакат. Мускулистая доярка с арийской синевой во взоре демонстрировала фригидное бесстрашие. «Дадим достойный отпор коррупционерам и ренегатам всех мастей!» – взывали дюймовые буквы. «Интересно, она знает, кто такие ренегаты? – подумал Туманов. – Вот я, например, не знаю».

В приемной начальника за увесистым гроссбухом сидела «правая рука». Отметив некоторое сходство мадам на стене с мадам за столом, он с колес ринулся в бой.

– Доброе утро, товарищ. Калымова Якова Сергеевича – срочно.

Мадам нахмурилась (мол, ваши товарищи, товарищ, лошадь в овраге доедают).

– А вы кто?

Уцелевшие места дорогой куртки, видимо, не произвели на нее впечатления.

– Я сказал – срочно, – повторил Туманов. – Это ревизия из Энска, уважаемая Маргарита Макаровна. Будьте добры не задавать глупых вопросов. Если у вас девичья память, то в этом повинен не я.

По ходу своих перемещений по Турову он пытался вспомнить ФИО секретарши Калымова и не был до конца уверен, что вспомнил правильно. А вот теперь вспомнил. Хотя и неважно. «МММ» – Маргарита Макаровна Медянская.

Секретарша облизнула губы.

– Якова Сергеевича нет на месте, он на территории… Послушайте, товарищ… мне кажется, я вас знаю.

– Мне кажется, я вас тоже, – отрубил Туманов. – Коли вам не дает покоя мой странный вид, могу объяснить: на меня напали. Это скверно, Маргарита Макаровна. Если здешняя милиция не ловит мышей… Впрочем, об этом мы поговорим позднее.

– Подождите в кабинете, – секретарша резво вытянула свои сорокалетние бедра из-за приземистой тумбы. – Я его позову. Располагайтесь.

Небритый, оплывший жирком нетрудовых доходов Калымов явился в кабинет по первому зову. Запыхавшийся, бледный. Сразу видно – кошки скребли на душе у главы дочернего предприятия «Муромца».

– П-пал Игорич? – пролепетал он, жалко пытаясь улыбнуться. – Что-то не так? М-мы вас не ждали…

– А мы приперлись. Тебе говядину с Гремяжьего хутора возили? – осведомился Туманов вместо «здрасьте». Он по-свойски возлежал в кресле начальника (нахальника) и курил хозяйский «Памир». (Да врет он все. Это на работе «Памир». А дома «Мальборо», поди, тянет.)

Глазки «промысловика» забегали.

– Н-наверное, Пал Игорич. Да-да, возили…

– Сколько?

– Н-не помню. Тонн двенадцать…

– Правильно, Яша. Только не двенадцать, а девятнадцать. Ты забыл. Почем брал?

Калымов окончательно скуксился.

– А брал ты, Яша, по восемьдесят. А сдавал по сто двадцать. Где твои законные шесть процентов? Хамишь, Яша.

– Пал Игорич, – взмолился Калымов. – Да как же так… Ведь я завсегда сдаю по сто двадцать… – и умолк, буквально пораженный осведомленностью Туманова.

– Когда берешь по сто двенадцать… Да и хрен на тебя, Яша. Это твои беды, нам ли быть в печали? Ты просто мяско то брал по дешевке, потому как его не провели через ветеринарный контроль. А почему, Яша, его не провели через ветеринарный контроль? Не знаешь?

– Не знаю я, Пал Игорич… Крест святой, не знаю…

– Ладно, Яша, это никого не волнует, знаешь ты или не нет. Твой крест. У нас ведь как? Провинился – отвечай. Мясцо твое взрастили партизаны, Яша, грабители и убийцы невинных расейских солдат и младенцев. И возили его не с Гремяжьего хутора, а совсем наоборот – с Дикого. А тебя обвели за нос. Или не обвели?

Калымов сел на край стула. Лицо помертвело.

– П-пал Игорич…

– Хутор Дикий второго дня взят спецназом, Яша. Ты понимаешь, что своим нечистым рылом ты мог опорочить чистую репутацию фирмы «Муромец»?

– Не губите, Пал Игорич… Все, что хотите…

– Трудно, Яша, трудно. Оттрахать ты нас хотел – в хвост и в гриву.

– Вы можете, Пал Игорич… Я отплачу…

– Баш на баш, Яша. Свези меня в Кормиловку. А я попробую не дать ход делу.

– Да, конечно, Пал Игорич… Я распоряжусь насчет машины. Вас свезут.

– Ты не понял, начальник. Распорядиться о машине я и сам могу. Ты меня свези тайно. Чтобы ни одна живая душа. И немедля.

Под черепом у Калымова чего-то щелкнуло. Он попробовал задуматься и почесал лоб.

– А что случилось?

– А это не твое дело, Яша. У меня свои заморочки. Ты давай, рожай идею.

– О, боже… – Калымов выскочил из кабинета, вернулся с гроссбухом. Стал лихорадочно листать.

– Что тут у нас с Кормиловкой… А-а, вот. Груз пойдет в пятницу. Капуста, на консервный завод. А сегодня… Среда?

– Рожай, Яша, рожай, – Туманов потянулся и утопил окурок в пепельнице. Сизый дымок спиралькой потянулся к потолку.

Калымов схватил трубку, набрал номер. Что-то подчеркнул грязным ногтем в гроссбухе.

– Ладно, Пал Игорич, отправим сегодня. Раньше – не позже… Алло? Горбенко? «ЗИЛ»… э-э… 149 ВЗК. Пойдет на Кормиловку… Какие помидоры? Я щас твои помидоры отгружу! Вертай на исходную и к тринадцати ноль-ноль – к восьмым воротам. Оформи накладные на консервный. Да, капуста. Да, кондиция. Я сам улажу. Все.

– У тебя что, других машин нет? – вытрясая из пачки новую сигарету, полюбопытствовал Туманов.

– У «бычка» загородка, – Калымов со вздохом вытер лоб. – Будете как у Христа за пазухой, Пал Игорич.

– Вот и умничка, – похвалил Туманов. – И последняя к тебе просьба, раз ты такой ушлый. – Он вынул из кармана пачку сторублевок. – Даже две просьбы. Душ и прикид понаряднее. Сообразишь? Сердцем чую, Яша, остались еще в ваших северных провинциях толчки для богатых.

…Грузчики – потные дяди не первой свежести – играли капустой в пионербол. Матюги неслись на всю Кормиловку. Посматривая через щель в загородке, Туманов терпеливо ждал. Когда последний вилок улетел пушечным ядром в чьи-то простертые руки, «метун», оставшийся без дела, алчно обозрел кузов. Подергал дверцу загородки. Потом припал глазом к щели и стал зачем-то принюхиваться, свистя носопырками. Туманов едва удержался, чтобы не рявкнуть: «Пшел вон, козел!» (Эффект был бы поражающим.) Не узрев потенциальной наживы, грузчик покорябал серую щетину и нехотя выпрыгнул из кузова.