Байки офицерского кафе
Шрифт:
Супруга виртуозно владела всеми нюансами «великого и могучего русского». Поэтому, увидев, как мы с Тарасом, пользуясь выданными крюками, волочим по земле туши-рекордистки, она взревела всем набором имевшихся в запасе слов. Но и приданный заряд бодрости не усилил нас. Туши были действительно тяжелые. Упоминание нас и наших родителей в недопустимых сравнениях и выражениях продолжилось. В силу вспыльчивости характера, а также душевного томления, вызванного принятыми ранее горячительными напитками, терпеть я это долго не мог. Не прошло и пяти минут, когда я ей ответил на понятном ей языке, рассказав при этом, кто она по своей сути, что я думаю о коровах, которых мы носили, и о ней лично в этой связи, а также указал адрес,
Кто служил в армии, может представить реакцию жены заместителя командира воинского соединения на выступление рядового. «Заклад» произошел в стремительно короткие сроки, но… Виновник исчез, как будто испарился.
На самом деле я, взволнованный общением с Майоровой, ушел во двор музея ВДВ, где и прикорнул на лафете одной из пушек. Как потом рассказывал Тарас, меня искали долго и упорно, но лежащего на самом видном месте обнаружить не смогли.
Проспавшись, я пришел в «булдырь». Перепуганный Тарас сообщил, что ищут меня давно, и что со мной хочет встретиться заместитель начальника училища полковник Ашихмин. Новость эта бодрости духа мне не добавила. Я прекрасно понимал, что после данного выступления меня, скорее всего, из училища попрут. Но, будучи оптимистом, не отчаивался.
Вскоре появился перепуганный насмерть «Конь», который даже не стал допытываться, где я был все это время. Все вместе мы прибыли к Ашихмину.
Старый полковник, выпускник полковой школы предвоенного периода, был на редкость крут. Для начала он «спустил» на меня такого «кобеля», что просто жуть. Эмоциональный по натуре, я попытался возразить, но «Конь» испуганным шепотом оборвал меня: «Молчи! Молчи!».
Однако это не прошло незаметно для старого вояки. Высказавшись беспрепятственно, он уже спокойно спросил:
— Что вы хотели сказать в свое оправдание, товарищ курсант?
Мне терять было нечего, поэтому я очень уверенно сказал:
— Товарищ полковник! Нас вызвали в столовую для помощи. Но мы наряд по чайной, а не по столовой для иностранных слушателей. Полагаю, там должны работать бойцы из боупа, а не мы вдвоем. Спецодежды нам никто не выдал, а выдали каких-то два крюка. Туши тяжелые, и мы физически не могли их таскать, не задевая асфальт. Но вместо того, чтобы организовать помощь, на нас стали орать матом. Товарищ полковник, матерное слово не красит никого. И я признаю свою неправоту и несдержанность, но когда отборным матом сыплет женщина. И не просто женщина, а жена заместителя начальника училища…
После этого Ашихмин нас с Тарасом отпустил без слов. Конь остался получать ещё какие-то дополнительные инструкции.
По дороге в казарму Тарас сказал:
— Козлевич, я думал, что нам «трындец». Если бы не твой язык, нам здесь уже не учиться…
Причем здесь пилотка?
Служил некогда в девятой роте командиром взвода старший лейтенант Коржов. Был весьма уважаем в курсантской среде за невозмутимость и спокойствие, которым мог соперничать со сфинксом. Спокойствие его шло, скорее всего, от уверенности в собственных силах. Был очень неплохим мастером каратэ и вообще хорошим спортсменом. По рассказам его спокойствие граничило с флегматичностью. Это и сыграло как-то злую шутку с ним.
Я уже писал, что курсанту палец в рот не клади. Курсанту девятой роты не только не клади, но даже и не показывай.
Как-то Корж, так все его звали, проходил мимо фрагмента забора, особо облюбованного нарушителями воинской дисциплины для походов в самовольную отлучку. И тут весьма неосторожно прямо перед ним приземлился курсант девятой роты, скажем, Иванов. Времени прошло много, и курсантская молва, да и моя память за столько лет не сохранили его фамилии. Коржов даже растерялся сначала, но потом строго спросил:
— Что вы здесь делаете,
— А у меня пилотка не своя, — ответил курсант.
— А-а-а… — понимающе протянул Коржов.
Курсант же, не дав офицеру опомниться, отдал честь и, спросив разрешения идти, свернул за угол и был таков.
На самом деле Коржов ничего не понял. «Причем здесь пилотка?» — подумал он вслух, но спросить было уже не у кого. Старлей понял, что его грубо надули.
«Однако! Но от Коржова не уйдешь!» — подумал он и поспешил в расположение роты. Но Иванов был уже там, поскольку ему не пришлось обходить через КПП. Расположение роты было прямо за забором.
Корж недобро усмехнулся и зашел в канцелярию. Здесь он доложил ротному о том, что минут пятнадцать назад заметил курсанта Иванова перепрыгивающим через забор училища, но тот скрылся.
Ротный немедленно вызвал Иванова в канцелярию:
— Товарищ курсант, вы были в самовольной отлучке.
— Когда? — недоуменно спросил Иванов.
— Двадцать минут назад, — ответил за ротного Коржов, взглянув на часы.
— Да что вы? Я из роты не выходил, все могут подтвердить.
— Вас старший лейтенант Коржов остановил, когда вы с забора спрыгнули, а вы от него убежали.
— Да что вы? Как я мог? Да разве от Коржова убежишь? — искренне удивился курсант.
Ротный знал, что это чистая правда. От Коржова убежать могли немногие. Иванов к ним не относился. Поэтому он вопросительно посмотрел на своего взводного. Поняв, что от него требуют пояснений, Корж решил припереть курсанта фактом:
— Я вас спросил, что вы здесь делаете? А вы еще ответили, что у вас пилотка не своя.
Корж победно посмотрел сначала на курсанта, а потом на ротного. Но они оба смотрели на него недоумевающе.
— А при чем здесь пилотка? — хором спросили они, не сговариваясь.
Корж понял, что его провели повторно. Пауза слегка затянулась, и ротный, с сожалением взглянув на своего командира взвода, сказал:
— Идите, товарищ курсант!
А когда тот вышел, добавил:
— В отпуск тебе, Коржов, надо.
Спорить было бесполезно, да и не к чему.
Хозяин! Куда вещи ставить?
В училище одно время мы были очень дружны с Борькой Сусловым. На втором курсе он снимал маленькую квартирку «на острове» — есть такой райончик в Рязани. Там он хранил «гражданку» и другие не положенные курсанту вещи. В конце второго курса к нему присоединился и я. Но незадолго до нашего летнего отпуска хозяйка нашла более денежного постояльца, заартачилась, и нам пришлось перед отъездом перетаскивать наше барахло на новую базу. А его, надо сказать, было не мало. «Шмотки» уложили в «дипломат» и чемодан, а что не поместилось, сложили в плащ-палатку и завязали узлом. Приличная летняя «гражданка» у нас была одна на двоих: джинсы, «батник», «фирмовые» очки, кроссовки. Благо, размер у нас был примерно одинаковый. Поэтому решили бросить на пальцах, кто будет в джинсах, а кто пойдет в спортивном костюме. Мне достались джинсы. Поэтому я, чтобы не привлекать внимания, нес чемодан и «дипломат». Боб же, одетый в далеко не новый и местами рваный спортивный костюм и стоптанные кроссовки, являл собой убогое зрелище. Когда же на спину он взвалил тюк из плащ-палатки, впечатление усилилось. Но делать было нечего, и мы поспешили. Ехать нужно было на другой конец города, в Дашки. Поэтому решили взять «тачку». Но остров, он на то и остров, что туда никакой транспорт не ходит. Пришлось все нести через рязанский кремль, а это путь не близкий. Шли отдыхая. В один из привалов Боб, с тоской посмотрел на меня и выдал: «Козлевич! Насколько ты прекрасен, настолько я гадок!». После этого я скрючился в смехе и не мог идти. Вот так потихоньку «с шутками и прибаутками» мы дошли до площади, где можно было поймать такси.