Бедный Павел. Часть 2
Шрифт:
После этого я попросил маму принять Прасковью в Петергофе и позаботиться о ней, пока она носит в себе моё дитя. С её дальнейшей судьбой мы разберёмся после родов. Конечно, при других обстоятельствах, я бы не стал затевать скандал с Англией, но здесь уж шила в мешке не утаить, да и не пойти сейчас на принцип означало убедить англичан в их вседозволенности.
Я не хотел повторить судьбу того, прошлого, Павла Петровича, убитого табакеркой в висок. А убили-то его, а точнее — меня, в результате заговора ближних людей во главе с собственным сыном, будущим Александром I. И за всеми этими событиями стояли англичане. Жалко, что я не помню имён и обстоятельств этого заговора, но и того, что помню, вполне достаточно — в общем, особо тёплых чувств к англичанам я не испытывал.
Сэр Роберт Ганнинг
Большинство тайников были нам известны заранее, но нашли ещё и несколько новых — улов был знатный. Такой коллекции неофициальных писем английских вельмож я даже не ожидал увидеть. Там было достаточно материалов, чтобы опозорить не только одного короля или премьер-министра — всю Англию. Показать их ненависть даже к своим друзьям, презрение к окружающим. А их беспечность переходила все мыслимые пределы — писать такое открытым текстом! Почему эти письма сохранял Ганнинг понятно — они могли ему пригодиться.
В комплекте с депешами, которые мы изъяли у Прасковьи и Дашковой, они давали полную картину заговора. Нас с мамой англичане просто решили убить для большего контроля российской политики. Таким образом, британцы хотели также резко усилить свою власть и над Пруссией — у Фридриха не оставалось бы больше никаких вариантов, кроме как, полностью следовать в кильватере [111] воли Англии.
Письма Георга III и премьер-министра Норта могли потрясти всю Европу. Как же монарх и главный министр одной из важнейших стран мира захотели убить своего союзника и одного из популярнейших европейских лидеров. Позор для них был бы огромным — противники политики Георга могли как минимум добиться отставки правительства лорда Норта, между прочим, сводного брата короля [112] . Англии стало бы значительно сложнее оперировать на континенте, а главное — помешало бы торговле.
111
Кильватер (гол.) — струя воды, оставляемая идущим судном. Идти в кильватере — в переносном смысле, следовать путём, указанным «старшим» партнёром.
112
Лорд Норт, по мнению современников, родился в результате любовной связи его матери с Принцем Уэльским Фредериком — отцом короля Георга III.
Однако это навредило бы и нашей торговле. Англия была важным партнёром. Мы поставляли туда почти всё, что могли, и хотя британцы уже не были главным покупателем наших товаров, но всё ещё были крупнейшим. Я не был готов сейчас потерять третью часть экспортной выручки, так что выносить сор из избы совершенно не входило в мои планы.
— Сэр Роберт, я не требую от Вас показаний, мне всё ясно. — тот поднял глаза пустые и мутные, как у снулой рыбы, — Завтра же Вы получите письмо с Острова, из которого Вы узнаете о болезни своего кузена. Сразу же запросите у меня паспорта и уедете. Отправитесь ямской гоньбой [113] , через три дня будете в Риге, где сядете на судно. Ваш капитан Уайтинг будет Вас ждать. Понятно?
113
Почтовая служба в России — самый быстрый способ передвижения.
— Да, но…
— На словах передадите моему брату Георгу, что я помню оскорбление, которое он мне нанёс. Дружба наша на сем закончена. Вся эта грязная история останется между ним и нами — я не желаю на всю Европу позорить собственную супругу. Всё понятно?
— Да, Ваше Императорское Высочество!
Вот ничтожество! Я с удовольствием
Пришлось учинять новое следствие. В обществе безошибочно определили, что во главе заговора встала Екатерина Романовна Дашкова, а союзников она искала в масонских обществах. Отъезд Ганнинга замечен не был, зато люди отлично заметили аресты почти сотни членов масонских лож. А последующий Манифест «О запрете тайных обществ» укрепил образованные слои в уверенности вреда таких объединений.
Самая сложная ситуация была с Никитой Акинфиевичем Демидовым. Сей немолодой уже человек, один из наследников великого Акинфия Никитича, который и создал промышленную империю Демидовых, играл не последние роли в масонских кругах и был своим зарубежным начальством посвящён в заговор. Однако же он не поспешил проинформировать Тайную экспедицию о сём прискорбном факте, и хотя активности в вовлечении в данный преступный комплот новых членов не проявил, но и не воспрепятствовал этому. Непосредственно перед арестами участников каким-то звериным чутьём он ощутил обречённость этой задумки и примчался с покаянным письмом в Зимний дворец.
Он был, без сомнения, виновен, но также и невиновен, ибо всё же доложил о заговоре задолго до его завершения. Так что, пришлось его наказать, но несильно — он был отправлен к своим землям на Урал, с заданием привести дела в порядок, заняться увеличением производства с соблюдением всех установленных в империи законов. Такая милость была обусловлена и его репутацией одного из лучших заводчиков и покровителя технических новинок.
Я также поставил ему задачу увеличить продажи нашего железа через Чёрное море в Турцию и дальше, в Средиземноморье. Это начинание вполне позволялось нашими торговыми соглашениями и было уже просто необходимо в свете конфликта с Англией. Важнейшим препятствием было отсутствие нормальных транспортных путей, позволявших перевозить большие объёмы подобных грузов.
Для решения этой проблемы уже были предприняты определённые шаги, в частности, в окрестности города Царицын ещё почти год назад была отправлена группа инженеров для изучения возможности построения канала, соединяющего Волгу и Дон. Однако я хорошо понимал, что это будет крайне затратное предприятие, и обязал Никиту Акинфиевича заняться организацией подобных работ и привлечением финансирования.
Для Демидова такая задача выглядела всяко лучше отправки на каторгу или на Камчатку, и мы расстались вполне довольные друг другом.
Прасковья сломалась, плакала и просила вернуть её домой, к маменьке. Я к женским слезам всегда относился плохо, а здесь вообще, сердце рвало. Моя женщина, пусть и не любимая, но ведь моя же. Супруга она моя перед Богом и людьми. Мама сама её допрашивала, я просто наблюдал.
Я многое понял. Маленькая девочка, она приехала в чужую страну, к чужим людям, от мамы и сестёр, которые её любили, холил и лелеяли. Приехала, ведомая мечтою стать как Екатерина — правительницей, что восславится в веках. Приехала в дикую страну, цивилизовать и царствовать, а попала… Где пышные балы и беспредельная роскошь, где глупые дикари, только и ожидающие её слова? Всё работает без неё, все понимают друг друга с полуслова и, пусть не гонят её прочь, но особого внимания к её словам не проявляют. Обидно!
А я? Чёртов сухарь! Не понял, не поддержал! Ничего не заметил… Просто назвал её своей женой, и всё. Всю думал о своей потере. Зачем тогда женился?
А Прасковье помогла Дашкова. Вот волчица, а не женщина. Не получила того, что хотела после переворота Екатерины, тогда решила добыть своё после нового. Она всё и затеяла. Завела интригу, охмурила Прасковью, убедила Ганнинга.
Я Екатерину Романовну сам допрашивал. Очень хотелось на пытки её отправить — оскорблениями так и сыпала. Всё описывала, как четвертовала бы маму-предательницу, что обязана была ей вообще всем! По её словам, она Императрице лучше родной матери была! Меня так, по её мнению, следовало бы придушить в колыбели. Брызгала ядом, шипела — воистину, змея! Сначала у меня даже сложилось впечатление, что она полоумная. Но, подумав, я понял, что здесь всё-таки гремучая смесь страха, неизбывной злобы и обманутых надежд.