Бедный Павел. Часть 2
Шрифт:
— Был, Ваше Высочество!
— Калмыков в бою видели?
— Видел…
— Ну и как они? Много ли их заслуги в крымской виктории?
— Так, почитай, они половину дела сделали…
— Так вот, больше не сделают! Нету калмыков больше… Что-то там в степи ещё есть, но вот Калмыцкая экспедиция уже в основном вопросом заселения опустевших земель занимается. Начнись сейчас война, легко ли нам без калмыков будет?
— Это да, но…
— А почему это случилось? А! Так это потому, что новоназначенный Астраханский губернатор принялся радостно воровать всё, что видит, а тем временем калмыков началась вначале небольшая, но уже всё-таки
Да и потом, когда катастрофу в степи скрывать уже было невозможно, он не нашёл времени отправить к калмыкам войска, разделить врагов, помочь выжившим, а, напротив, продолжал сладострастно промышлять себе состояние. В остальной же губернии тоже настал полный развал — все начали воровать, торговля встала, купцы разорены. Он так увлёкся сим деянием, что даже перестал скрывать свой промысел от приехавших на замирение степи военных и гражданских чинов.
И всё это продолжалось до тех пор, пока я его не вызвал к себе. А мне он радостно сообщил, что калмыки — дикари, и обращать внимание на них ему невместно, да и дела губернские неинтересны — он же обогащением занимался. Так что я должен был сделать с таким губернатором? Как Вы думаете, Михаил Никитич? — я поймал его взгляд. Он посмотрел на меня, пожевал губами. Потом закрыл глаза и молчал несколько минут. Затем глухо ответил:
— Казнить!
— Вот-вот… Казнить! Причём с оглашением, и чтобы и весь род его в позоре прибывал. Я же так не поступил, Вас и сына его — Ивана Петровича, не тронул. Что Анна Яковлевна умерла — воистину не желал такого. Что же Вы, Михаил Никитич, этого всего не знали? Всё разве тайно делалось?
— Знал, Ваше Высочество!
— Так что же Вы меня об этом спрашиваете? Похоже, ли, что я со зла Вашего брата на рудники сослал?
— Не похоже, Ваше Высочество! Прошу простить меня за глупость! Надеялся я, что есть хоть какая-то неправда, что оговорили брата… Брат он мне! Кровь родная!
— Как же так получилось, что Пётр Никитич так себя повёл? Сами-то понимаете?
— Хотел бы сказать, что не понимаю, что чёрт его попутал, но… Всегда он был слабым до денег и не шибко умным… Тут и моя вина…
— Где она, Михаил Никитич, вина Ваша? Вы далеко от него были и видеть всего не могли.
— Мог! Мог предупредить его!
— О чём? О чём младший брат может старшего упредить? Уж не валите на себя лишку. То, что Вы нашли в себе силы не стать подобным брату уже похвально. Правда ли жизни себя лишить хотели? — он дёрнулся от вопроса как от чувствительного укола.
— Хотел… Уже и пистоль приготовил…
— Что остановило?
— Владыка Арсений остановил. Узрел он что-то во мне на службе в субботу ту и заговорил…
— Я рад, что он Вас тогда в этом намерении упредил!
— Спасибо! А могу ли я за брата своего попросить? Чтобы из рудников он хоть на поверхность вышел?
— Нет, Михаил Никитич! Во-первых, он справедливо наказан. Что же я за царь, коли неправедно решать буду, какой пример для прочих подданных моих? А во-вторых, Вы пока ещё неспособны просить такого! Кто Вы? Неплохой губернатор, но без году неделя на месте. Славы за Вами нет, заслуг немного.
— Я
— Вот когда заслужите, тогда и просить будете! — твёрдо улыбнулся я ему.
На следующий день на прощальном приёме ко мне подошла делегация горожан во главе с губернатором и владыкой Арсением.
— Чем обязан, господа? — я был удивлён, к тому же их подход вывел меня из задумчивости относительно дальнейших планов.
— Ваше Высочество! — обратился ко мне самый смелый из золотых поясов, — Мы тут с просьбишкой ничтожной! — я напрягся. После московского решения об оставлении налогов на восстановление города с пожеланиями повторить подобное обращались почти все губернии. Пришлось даже разразиться публичной руганью, чтобы остановить поток прошений. Вот здесь, похоже, воспользовавшись моим явным благоволением к Архангельску, местные решили повторить сию глупую затею. Я категорически не мог уже делать подобных подарков — деньги были нужны очень.
— Слушаю вас.
— Мы вот тут хотели город наш перестроить! — оратор под моим строгим взглядом смутился и стал робко отодвигаться с первой линии горожан.
— Хотели бы начать перестройку города в соответствии с утверждённым общим планом устроения Архангельска. — вступил уже сам Кречетников, принимая удар на себя.
— Ну и я при чём здесь? — моё недовольство пыталось выплеснуться наружу.
— Просим утвердить проект создания общества устроения Архангельска, Ваше Высочество! — криво усмехнулся губернатор, поняв причины моего недовольства, — Денег не просим!
— Ну, уж коли денег не просите… — улыбнулся уже я, — Тогда давайте, рассказывайте о своих идеях!
Торговые ряды Архангельска, очень красивые строения XVII века во время запрета торговли пришли в негодность, и горожане просили разрешения их разобрать. Намеревались завести водопровод и канализацию. Сам город же хотели радикально перестроить по новым планам, изменив уличную сетку по образцам перестроенной Москвы. К тому же кроме зданий присутственных мест для губернских служб, дома губернатора, аж трёх гимназий и множества крупных частных особняков, собирались возвести новый кафедральный собор Михаила Архангела.
В общем, планов у горожан было громадьё. Для их реализации архангелогородцы порешили отдавать на эти цели десятую часть своих доходов, Владыка Арсений брал на себя ответственность за честный сбор и сохранность средств, а Кречетников должен был этими деньгами распоряжаться.
Я смотрел на них и улыбался. В голове крутились две мысли. Первая — я горжусь такими людьми, которые решили сами отдать свои деньги, заработанные тяжким и опасным делом, причём отдать без давления. А вторая — налоги надо повышать помаленьку, купцы уже жирком обрастают, деньги у них водятся. Правда, вторую мысль я сейчас отбросил — не время ещё.
— Значит, три гимназии? — усмехаясь, спросил я.
— Три, батюшка-государь! Две нам никак — детишек много, грамота нужна! Дела купеческие требуют! — снова пришёл в себя спрятавшийся было среди товарищей авторитетный обладатель золотого пояса.
— Так и в Москве их всего две! Только в столице три ещё! — уже открыто смеялся я.
— То их дело, государь-батюшка, нам точно три надобно!
— И нам ещё, Ваше Императорское Высочество, не помешал бы Лицей, подобно тому, что для чиновников и учёных людей создан, но только для дел торговых! — вступил в разговор ещё один член делегации, церемонно кланяясь мне на французский манер.