Бедный Павел. Часть первая
Шрифт:
Здесь мне на помощь пришли и солдаты. Большой отодвинул меня, разорвал мундир гайдука, будто тот был из бумаги, открыв разодранный, обильно кровоточащий бок – пуля прошла по касательной, повредив кожу и мышцы. Григорий потерял порядочно крови.
Солдат, сосредоточившись на процессе, сквозь зубы прошипел:
– Захарка, а что это тебя стошнило-то? Ты ж рассказывал, что народу перерезал, что комаров прибил?
– Дык, брат Емеля, ловко соврать – половину невзгод от себя отвести! Коли бы не врал так красиво, били бы раза в три чаще! – тот смущённо улыбнулся.
– Ничё! – прошипел
Емельян ловко прижал тряпку к боку гайдука и обмотал его вокруг туловища лентами, на который распустил свой камзол. Захар поймал моего коня, который убежал недалеко и подвёл к нам.
– Сам-то не дойдёт, поди! – проговорил солдат, помогая Грише сесть в седло. Гайдук прохрипел:
– Кто такие будете?
– Гренадер Копорского полка Емельян Карпов! – пробасил крупный.
– Мушкетёр Захар Пономарёв! – представился второй.
– Где летний дворец знаете? – здесь уже вмешался я, не желая раскрывать даже им своего имени до поры.
– Знаем, барчук! – Пономарёв уже хитро косился на меня.
– Проводите нас – озолочу!
– Стойте! – остановил нас Григорий – Тебе, гренадер, надо одеть что, страшно выглядишь. – Тот с удивлением осмотрел себя. Картина действительно была пугающая: под ночным небом стоял огромный окровавленный мужик в порванной рубахе.
– А нам с мальчонкой надо как-то одёжку поменять – на нас засада была, хотелось бы нам по-другому выглядеть. – Григорий понял мою идею и сохранял наше инкогнито.
Пришлось нам обыскать трупы, забрать драный плащ, в который кое-как завернулся Емельян. Я облачился в засаленную епанчу 48 , а моего охранника обмотали обносками, и оттого он стал похож на мумию.
Как выяснилось, ловкач брал на себя слишком большую ответственность – как попасть к дворцу они не знали. Пришлось гренадеру вынести дверь в один дом, в котором после нашего побоища открывать на стук нам не спешили, и получить эту информацию от перепуганных хозяев.
48
Русский широкий, безрукавный круглый плащ с капюшоном у мужчин.
Через час мы окровавленные и грязные прибыли к воротам Летнего дворца. На часах стояли двое семёновцев. Наша кавалькада сильно их напрягла: какие-то оборванцы, причём первым идёт человек огромного роста, а на коне замотанная в тряпки фигура.
– Кто такие, что надо? – из караулки сразу вышли ещё двое солдат. Григорий с коня злобно каркнул:
– Кто-кто! Разумовский во дворце?
Один из подошедших солдат, видимо, старший, поинтересовался с некоторой издёвкой:
– А какой тебе Разумовский нужен?
– Любой! Хоть Кирилл Григорьевич, хоть Алексей Григорьевич.
– Хм, а что хотел от них?– уже более заинтересовано.
– Передай, что Гришка Белошапко тут.
Вот теперь они зашевелились, видимо, указания какие-то были даны. Старший жестом отправил одного из солдат к дворцу, тот рванул резво, как лошадь-четырёхлетка. Буквально через десяток секунд с момента, как он скрылся за дверями дворца, те снова распахнулись,
Уже по дороге Орловы пытались прорваться в передовые ряды, но Кирилл Разумовский и Панин своё первенство не отдали, а маму подхватил под руку Алексей Григорьевич, который забыл о своей степенности.
Кирилл подбежал к воротам первым, с ходу нервно крикнул:
– Гришка, ты?
– Я, Кирилл Алексич, я! – устало ответил мой гайдук.
– Где царевич?
Екатерина и остальные уже были рядом, я вышел из-за спин своих защитников и громко крикнул:
– Мамочка, я здесь!
Она оттолкнула всех, бросилась ко мне, обняла меня, я почувствовал мамино тепло. Судя по всему, до этого я был в диком напряжении, а сейчас оно меня отпустило, и я повис на её руках, шепча: «Мамочка-мамочка!» Все заскакали вокруг, изображая кур-наседок, громко кудахча и чуть ли не подпрыгивая, – так я всё это воспринимал.
По пути до дверей дворца я успел поймать взгляд Разумовского-старшего и благодарно ему улыбнуться. А потом я категорически отказался следовать в покои матери до тех пор, пока Гришке не окажут медицинскую помощь, а двух моих спасителей не опросят и не переоденут.
Гришку посадили на стул в кордегардии, и к нему прибежал один и лейб-медиков. С раненого срезали лохмотья, которыми мы его обмотали. Бок выглядел страшно, но кровотечение было уже небольшим. Врач вытащил из сундучка нить и собрался шить.
Меня что-то беспокоило, я поднял руку, привлекая к себе внимание, и задумался. Вот оно!
– А почему Вы не держите нить в алкоголе? – просил я у врача. В больницах в прошлой жизни я бывал не раз, в травмпунктах тоже – по разным причинам, но помнил, что нитки врачи всегда вытаскивали из баночки с антисептиком.
– А зачем, Ваше Императорское Высочество? – вот озадачил, так озадачил. Я раньше не обращал внимания на врачей, после оспы я и не болел толком, а вот теперь обратил и был искренне удивлён. Так, о микробах здесь что-то знают – Ломоносов мне рассказывал.
– Так. Известно ли Вам, милостивый государь, о маленьких зверьках, открытых голландцем Антонием Левенгуком 49 ?
– Ваше Высочество! Я не понимаю, какое отношение этот дурацкий факт имеет к медицине? – слова медика прозвучала столь напыщенно, его тон был до такой степени возмущённым, что мне стало очевидна невозможность ему что-то доказать прямо сейчас. Поэтому я просто приказал:
– Принесите Spiritus vin 50 ! – доктору велел обмыть им руки, вымочить в нём иглы и нить, а бинты прокипятить, пока идёт операция.
49
Антони ван Левенгук (1632-1723) – нидерландский натуралист, основоположник научной микроскопии.
50
Этиловый спирт (лат.).