Беглец и Беглянка
Шрифт:
«Надо же, девчонка», — мысленно восхищается Олег. — «Отвязанная, судя по всему, раз ей в бегах находиться не впервой. Только больно, уж, болтливая. Вон, как языком бойко чешет. А ещё и Приведений с Призраками опасается. Девчонка, одним словом. Но симпатичная. Ямочки, понимаешь, на щеках…».
— Ай! — торопливо вскакивая на толстый берёзовый пенёк, вскрикивает Дарья. — Там мышь! — указывает рукой. — Огромная! Только что забежала за корягу…
— Гав! — незамедлительно бросается в нужном направлении Найда. — Гав! Гав!
— Хрум-хрум-хрум, — раздаётся из-за трухлявой коряжины через несколько секунд.
— Она, что же, съела мышку?
— Ага, слопала, однако, — невозмутимо подтверждает
— Конечно. И никак иначе. А в Детском доме меня все «Дашутой» называли.
— Как-то, Дашута, не похожа ты на девицу из детдома, однако. Ни по манере поведения. Ни по построению речи. Ни по вежливости, однако…. Что скажешь?
«Верно подмечено», — соглашается с шаманом Костька. — «Детдомовские ребята, они на лесных волчат здорово похожи. На тех, которые знакомы с регулярным голодом и прочими мрачными обстоятельствами. Постоянно скалятся. Сквозь зубы сплёвывают. Косо посматривают…. Да и молчаливые они все — поголовно. А если и говорят, то, в основном, с использованием классических матерков и полублатного сленга…. На кого похожа эта славная девчонка? На молоденькую барышню из приличной и обеспеченной семьи. Вот, на кого…».
— Я только три с половиной месяца прожила в «пятьдесят втором» Детском доме, — тяжело вздохнув, признаётся девчушка. — Вернее, пряталась я там. Под чужими именем-отчеством-фамилией. Никакая я ни «Дарья». Да и ни «Петрова». Так, вот, получилось. А теперь, увы, снова пришлось в побег отправляться…. Впрочем, так «Дашей» меня и называйте. Привыкла я уже. Да и не хочется о прошлой жизни — лишний раз — вспоминать. Страшно, честно говоря…. Поможешь, дедушка Ворон?
— В чём, однако?
— Спрятаться мне надо. Очень надёжно. А ещё лучше — покинуть Камчатку на долгое время. Но не навсегда…
— Помогу, однако, — помолчав, произносит старик. — Как не помочь? А ещё ты меня и дедушкой назвала. Причём, несколько раз.…. Дедушкой? Странно, однако, слышать. И непривычно. Но очень приятно…. Рассказывай, Дашутка. Всё-всё рассказывай. Сперва — про Ивнэ. Когда она умерла? Как? От какой болезни? Что поведала тебе перед смертью? А уже потом, однако, и про всё остальное расскажи. Про жизнь свою. Про родителей. Про Детский дом. Про врагов, однако…. Договорились? И на «ты» ко мне обращайся. Как между своими, однако, и полагается.
— Всё рассказать? — сомневается Даша. — Можно, конечно. Только, вот, ваша…, извини, твоя спутница…
— При Красаве можешь говорить всё, однако. Я верю…э-э-э, этому человеку, как самому себе.
— Красава?
— Ну, да, — улыбается Костька. — Что, имечко не нравится?
— Нравится, — непонятно посматривая на Олега, заверяет девчонка. — Хорошее имя. Замечательное. Нередко встречается у коряков. Особенно у прибрежных…. Так как? Рассказывать?
— Давай, однако.
— Только пообещай, дедушка Ворон, что не будешь излишне волноваться. Не надо…. Обойдёмся без дурацких инфарктов. Хорошо?
— Неплохо было бы, однако. Обещаю.
— Про бабушку Ивнэ все уже давно забыли. Знали, что она родила мою маму в 1960-ом году, в Москве, определила в интернат при КГБ СССР, а после этого исчезла…
— Подожди-ка, д-девонька, однако, — громко сглотнув слюну, просит Ворон. — Когда, говоришь, р-родилась твоя мама?
— Семнадцатого июля 1960-го года, дедушка.
— Действительно, однако, дедушка. Продолжай, внученька. Продолжай, родимая…
— Мама выросла. Окончила Высшую школу профсоюзов. Встретила папу, полюбила его и вышла замуж. Потом их отправили работать — по профсоюзной линии — в Петропавловск-Камчатский: мама, как-никак, имела непосредственное
— Так, внученька, совсем немного, однако. Бывает…. Где похоронили мою Ивнэ?
— Бабушка была очень предусмотрительной женщиной и заранее, ещё на Алеутских островах, составила завещание, по которому моя мама назначалась душеприказчицей: именно ей должны были вручить — после кремации — урну с прахом, а уже она имела полное право поступить с этой урной по своему усмотрению…. Мы так и сделали. То есть, полетели всей семьёй в Палану и подхоронили урну к могиле мамы Ивнэ Жуковой. Как покойная и просила перед смертью…
— А про меня, однако…. Про меня Ивнэ вспоминала?
— Конечно же, дедуля, — мягко улыбается Дарья. — Очень часто. Она к тебе очень хорошо относилась, поверь. Любила, наверное, всю жизнь.
— Почему же, однако, Ивнэ не дала мне знать о своём приезде? — недоумевает Костька. — Я бы сразу же примчался. Тут же, однако.
— Она очень плохо выглядела. И стеснялась этого…
— Как зовут твою мать? Мою, однако, дочь?
— Звали. Её звали — «Мария». Так решили в московском интернате.
— Она погибла?
— Её и папу убили, — голос девушки дрожит. — А всё бизнес этот, будь он неладен…. По этой весне папа что-то не поделил с авторитетным человеком Аркадием Палием по кличке — «Бугай». Они приехали поздним вечером, на двух чёрных джипах. Сразу же застрелили нашего сторожевого пса, папиного телохранителя и старенькую кухарку. Папу долго били: и кулаками, и ногами, и бейсбольными битами, и железными прутьями. Они его до смерти забили…. А с мамы сорвали одежду и принялись её насиловать. Но она умерла. Наверное, остановила сердце усилием воли. Дочь шамана, как-никак…