Беглянка с секретом
Шрифт:
Грубоватые колкости, кажется, ничуть не задели торговца. Похоже, он вовсе не скрывал своих увлечений. Потому Имре только взмахнул рукой, отворачиваясь, и вышел из столовой. А я так и застыла, уткнув взгляд в почти пустой кубок со слегка разбавленными вином. Пальцы правой руки подрагивали от неутихшей ещё боли, что металась по тонким линиям вросшего в неё браслета. Да и от смущения тоже. Надо же было так уставиться!
— С вами всё хорошо? — участливо спросил Маркуш. — Офате?
— Да, всё хорошо, — я поднялась, роняя с колен салфетку.
Оглянулась на
— Просто офате наверняка не привыкла к таким шуткам, которые вы позволяете себе с некоторыми партнёрами, — укорил Альдора мажордом.
— Придётся привыкать, если она желает остаться здесь дольше, — тот пожал плечами и тоже встал.
Бросил салфетку на стол и, откланявшись, вышел — видно, провожать важного, хоть и нежданного гостя. До чего же невыносимый мужчина! С досадой и злостью на саму себя я понимала, что мне всё сильнее хочется узнать его мысли, чтобы понять, что скрывается за холодной маской его строгого лица. Но это было почти так же страшно, как сунуть руку в огонь и задержать там, пока не обгорит до костей. И брало большое сомнение, что я вообще хочу привыкать к чему-то в этом доме. В бездну Закатной Матери их тайны. Свои бы унести.
И, в очередной раз вспомнив, что мои заботы никуда не делись, как ни надёжно спрячься в Анделналте, я, пока Имре Фаркаш не уехал, решила отыскать его слугу, который поначалу крутился недалеко от выкаченной во двор повозки, а после пропал в недрах замка. Он нашёлся на пути из кухни, где успел ухватить хрустящую корку хлеба и теперь с удовольствием её жевал. Я поймала его за руку, останавливая.
— Василе, — склонилась к нему. — Можно попросить тебя об услуге?
Мальчишка поморгал непонимающе, сжимая в кулаке обкусанную краюху с такой любовью, будто её собирались отобрать.
— Какую? — он сглотнул.
Я сунула ему в руку несколько серебряных монет — наверное, большая ценность для юного мальчишки, которому упрёков наверняка перепадает больше, чем награды за труды. И следом втиснула свернутую вчетверо записку. Бумагу для неё пришлось стащить в библиотеке и там же написать, пока все заняты проводом гостя.
— Передай эту записку хозяину постоялого двора “Одинокий бук” в Одиине. И скажи ему, что она для той, кто спросит или уже спрашивала Габи Иллеш. Запомни. Габи Иллеш.
Слуга с сомнением посмотрел на свёрнутый листок. И показалось вдруг, что моя задумка провалится — он сразу всё расскажет хозяину. В послании не было написано ничего особо секретного, да и вряд ли кто-то несведущий поймёт, о чём речь на самом деле. Всего лишь просьба Донате дождаться меня, а уж по какому поводу — она догадается. Но всё равно не хотелось, чтобы Имре прочитал её. Его любопытство казалось если не опасным, то весьма неприятным и тягостным.
Василе поразмыслил немного, разглядывая блестящие монеты в своей ладони. Шмыгнул носом и вновь поднял на меня взгляд.
— Хорошо, — кивнул и улыбнулся наконец, довольный.
— И прошу, не говори ничего унбару Фаркашу. Пусть это будет наша маленькая тайна.
— Не скажу — парнишка замотал головой. — А то он ещё деньги заберёт.
Я отпустила Василе, немного успокоившись, что моя весточка, возможно, дойдёт до Донаты, если той удалось вырваться из Пьятра Гри. Неизвестно, безопасно ли ей оставаться в “Одиноком буке” дольше нужного, но она хваткая и хитрая, как лиса — а потому найдёт способ укрыться. В том я почти не сомневалась. Лишь бы с ней всё было хорошо.
После того, как Имре Фаркаш уехал, мы с Рэзваном проводили Маркуша в его комнату. Он порывался пойти с нами — знакомиться с замком, но всё же поддался на уговоры не нагружать свою спину больше нужного. И без того поход в столовую, а потом во двор без кресла сильно его утомил.
И скоро Анделналт показался мне ещё более огромным, чем раньше. Мы кружили связанными друг с другом переходами. Заглядывали в комнаты служанок и в каморки с травами. Ходили вокруг кухни и слушали ворчание поварих, которым якобы мешали.
Затем спустились в рощу за стеной замка, где особенно любил гулять младший де ла Фиер. Здесь росли те самые ели, которые я уже видела с башни. Рэзван провёл меня вдоль хорошо протоптанной тропинки — и мысли помалу прояснились, стали легче от этого неповторимо ароматного и свежего духа, что наполнял всё вокруг. Лёгкий ветер только едва качал тяжёлые ветви и трогал волосы. Здесь было не так душно, как вокруг замка. Влага, что после долгого дождя висела в воздухе, необъяснимо рассеивалась в тени елей — и потому среди них хотелось задержаться. Неудивительно, что Маркуш выделяет это место.
Далеко мы не ушли, скоро вернулись в замок. И отчего-то стояла там особая звенящая тишина, когда кожей ощущается напряжение, что пронизывает её, не давая поверить в видимое спокойствие. Даже Рэзван не сразу смог понять, в чём причина. Но мы ещё не успели добраться до Альдора, который сегодня, кажется, не собирался никуда выезжать, несмотря на подходящую для того погоду, как навстречу попалась одна из экономок, что помогали мажордому в управлении хозяйством замка — офэми Алессия.
— Что происходит? — остановил её Рэзван.
Тут хочешь-не хочешь придумаешь себе самое страшное. Когда в замке живут сразу два нестабильных брата. Один того и гляди спалит что-нибудь дотла, а с другим тоже может произойти невесть что.
— Приехала офате Трандафир, — сразу же выпалила та. — Сама добралась. Она сейчас говорит с унбаром де ла Фиером. Он очень злой.
Мажордом вздохнул так тяжко, будто узнал о смерти родственника. Он отпустил женщину, которая торопилась куда-то со стопкой свежих простыней, словно просто чем-то хотела занять руки. И тут только я ощутила, что в замке, и без того всегда хорошо нагретом, стало едва не жарко. Вот, видно, как слуги узнавали, в каком настроении сейчас пребывает хозяин. Если приезд офате Трандафир вызвал такой его гнев, то ей самой можно было сейчас только посочувствовать. Как бы не пришлось выметать после оставшуюся от неё кучку золы.