Бегство (Ветка Палестины - 3)
Шрифт:
Один автобус с детьми уже вырулил на дорогу, но второй еще стоял у дома, когда Софа издали увидела Сашу. Одна его нога на земле, вторая на ступеньке автобуса. Не садится в машину, глядит в сторону шоссе.
"Успела! Успела!" - обрадовалась Софочка, припарковывая "Фордик" у ближайшего дома, не то белого, не то выбеленного, как украинские мазанки.
Автобус полон детишек, и смуглых, щекастых, и болезненно бледных, тощеньких. Все оглянулись на огромную, как гора, женщину в широком сарафане.
– Это Софа, - представил ее Саша.
– Она тоже из России и такая же непослушная, как вы.
Дети засмеялись
Когда автобус выкатился на широкое иерусалимское шоссе, Софочка уже знала всё про сашину командировку. Саша был в Москве, затем в Гомеле и еще в нескольких белорусских городах, пораженных чернобыльским взрывом. Привез больных детей для лечения. Деньги дали хабатники, те самые, что с бородами, но без пейсов. Оказывается, чернобыльский ребе был славен на весь мир... правда, не то сто, не то тысяча лет назад. На кладбище Чернобыля похоронены самые знаменитые еврейские раввины.
А Саша тоже хабатник? Интересное кино! Только где же его борода? Какие-то кустики торчат, уж лучше бы брился! Ясно: искали хабатника, знающего русский язык. У Саши язык дай Бож-же! Вот и послали в помощь врачам: отбирать детей, отравленных радиацией. Сейчас он стал детям и отцом, и матерью. Иные родители, сказал, обещали двинуться в Израиль, вслед за своими чадами, других от своей бульбы не оторвешь. 'Там хорошо, где нас нет", твердят. Дети окрепнут и вернутся к ним.
Маленькой синеглазой девочке с голубым шелковым бантом стало вдруг плохо. Саша посадил ее на колени и принялся декламировать стихи про доктора Айболита. И тут же запнулся, будто забыл, что дальше. Девочка, а за ней и все ее соседи начали ему подсказывать. Черноглазого мальчугана на заднем сиденье подташнивало, Софочка присела рядом, призналась, что и ей тоже плохо, шепнула:
– Давай вместе дышать ртом. Глубоко!.. Ой-ой, помогай!.. Что? Бензином запахло? Так я принимаю для аппетита по столовой ложке, два раза в день.
– Ну да?!
– Мальчик открыл от удивления рот и забыл, что его тошнило.
Вытянули шейки и другие, с ближайших сидений. И тоже морщились от едкого запаха. Софочка импровизировала: ей после Чернобыля заменили сердечный клапан. Новый работает на израильском керосине.
– Ну да?!
Так и доехали...
Первой освободилась от врачебного осмотра неказистая крупная девочка чем-то похожая на нее, Софочку, когда ей было лет двенадцать. Стеснительная угловатая - дичится, забилась в угол.
Софочку словно током ударило. Между ней и этим ребенком разница в пять-шесть лет. Живи она не в Норильске, а в Гомеле, были бы и у нее такие же серые малокровные щеки... Как складывается жизнь! Случайно не отравили, случайно не зарезали. Было и такое, - едва спаслась в Норильске от пьяного хулиганья. Возникло теплое чувство соучастия: не только притихших детишек, но и ее. Софу, автобус с тихим кондиционером привез врачевать, греть жестким и целебным израильским солнцем.
– Я буду с детьми, - заявила она Саше тоном самым решительным, вернувшись в Кфар Хабат...
– Что?.. Будто вам не нужны нянечки? Да не за деньги. За спасибо, ага?!
– И с категоричностью, перенятой у Дова.
– Буду утром, лады?..
Она была очень горда тем, что каждое утро, как и Дов, едет на работу, и даже не за спасибо: стали платить немного. Правда, мыть шваброй полы уже трудновато, нагибаться, тем более. Но зато развлекать ребятишек, разучивать с ними песни - второй такой няни не было. "Я по натуре горлан", говорила, улыбаясь, и вечерами пела детям и "Коробочку", и "Золотой Иерусалим", и белорусскую - про бульбу и, самую любимую в те дни в жарком Кфар Хабате, вызывавшую у детей слезы - про перепелочку. "А у перепелочки ножка болит. Ты ж моя, ты ж моя, невеличка..."
Сердце сжалось, когда пшеничные косички - только из аэропорта спросили ее, не заругают, если попросить еще сосиску, половинку, а?.. "И можно даже съесть второй апельсин?!"
Вечером, когда укладывали спать самых маленьких, пятилетний мальчуган потянул ее за подол сарафана и зашептал доверительно:
– Няня, попроси, пожалуйста, чтоб меня любили. Софочка обхватила его обеими руками, прижала к себе, сказав, что его любят все-все, а он повторял и повторял свое. Оказалось, "любили" у малыша означало, - поцеловали перед сном.
– Мамочка всегда так делала.
По ночам они снились Софочке, эти ее бледные, худенькие чернобыльские дети. Она гнала "Фордик" по иерусалимскому шоссе, радуясь каждой новой встрече с ними. "Перепелочки вы мои, невелички..."
Как-то зашла в канцелярию, Саша стоял в углу и молился, раскачиваясь взад-вперед. Это был день откровений. Софочка думала, молиться - это значит что-то просить, вымаливать у Бога. Потому и поинтересовалась у Саши, что он вымаливает? Саша посадил ее возле себя за стол, у которого работал. Объяснил, слово "молиться" на иврите "лхитпаллель", возвратный глагол, судить, оценивать себя. "Бог не нуждается в моей молитве. Я нуждаюсь в ней. Критически оцениваю свои поступки и мысли..."
– А ты не придумывешь? Ты придумщик!
– Она поинтересовалась, чем он занят. Оказалось, Саша задумал спор с миссионером, который обращает несчастных обозленных олим в христианство. Для начала переводит на русский Тору, пятикнижие Моисея. Это занятие она посчитала несерьезным: ведь Библия переведена уже сто лет назад. Сама видела у Зайки древнее синодальное издание.
Саша, выслушав ее, взял листочек, перегнул пополам и быстро написал несколько слов. Слева то, что напечатано в синодальном издании по-русски, справа - точный перевод с оригинала. Сказал, оригинал видел еще до посадки, у бывших дружков из МГИМО, которых готовили "в греки". Выстроились слова столбцами. В синодальнем - рай, в оригинале - сад. Слева "и будете, как Боги", а в оригинале - "и будете, как великие": Бог у евреев один.
Различия эти представились Софочке несущественными, а вот на одном задержалась. В синодальном - народ. В оригинале -толпа. "Елки-моталки, как сказал бы папаня!"
– Не может такого быть, Саша, не дураки ж переводили?
– воскликнула она. Саша достал из ящика стола толстую книгу в черной обложке. Показал название: "Библия, книги священного писания". Перепечатано с Синодального издания". Открыл Евангелие "От Матфея", дал пробежать то место, где написано: вышел к толпе Понтий Пилат, а первосвященники и старейшины "возбудили народ". И говорят Пилату все: "да будет распят..." И рядышком: "Еще сильнее кричали: "да будет распят". Кто эти "все", кричавшие еще сильнее?