Бегущая могила
Шрифт:
— Что? О, нет. Просто глупая случайность.
Николас забрал у Страйка фотографию и аккуратно переместил ее, снова спрятав за фотографией жены на ее великолепной охотничей лошади.
— Помните ли вы Джонатана Уэйса, приехавшего жить на ферму? — спросил Страйк.
— О, да, — тихо сказала миссис Грейвс. — Мы были полностью захвачены врасплох. Мы думали, что он — лучшее, что есть в этом месте, не так ли, Арчи? И тебе он понравился, правда, Пипс? — робко сказала она. — Сначала?
— Он был вежливее Мазу, вот и все, — сказала неулыбчивая Филлипа.
—
— Я проверил его, — сказал Николас. — Он не врал. Он учился в Хэрроу. В драматическом обществе, видимо, был большой шишкой.
— Он сказал нам, что присматривает за Алли, Мазу и ребенком, — сказала миссис Грейвс. — Следит, чтобы с ними все было в порядке. Мы тогда подумали, что он хороший человек.
— Потом стали появляться всякие религиозные штучки, — сказал полковник Грейвс. — Лекции по восточной философии и прочее. Сначала мы думали, что это безобидно. Нас гораздо больше беспокоило психическое состояние Алли. Письма попечителям продолжали приходить, явно продиктованные кем-то другим. Выдавал себя за партнера по фермерскому бизнесу, знаете ли. Чушь, но опровергнуть ее трудно. Так или иначе, они получили из траста изрядную сумму.
— Каждый раз, когда мы приезжали на ферму, Алли становилось хуже, — говорила миссис Грейвс, — и мы могли понять, что между Мазу и Джонатаном что-то есть.
— Она улыбалась только тогда, когда рядом был Уэйс, — сказал полковник Грейвс.
— И она стала ужасно относиться к Алли, — проговорила миссис Грейвс. — Наплевательское отношение, знаете ли. “Перестань болтать”. “Хватит выставлять себя на посмешище”. А Алли читал песнопения, постился и все остальное, что Джонатан заставлял его делать.
— Мы хотели отправить Алли к другому врачу, но он сказал, что лекарства — это яд, и он будет здоров, если сохранит чистоту духа, — рассказывал полковник Грейвс. — Однажды к ним приехала Барб — вы двое были с ней?
— Да, — жестко ответила Филиппа. — Мы только что вернулись из медового месяца. Мы взяли с собой фотографии со свадьбы. Не знаю, зачем. Не то чтобы Алли это интересовало. И там была ссора.
— Они сказали, что обиделись, что мы не попросили Дайю быть цветочницей, — сказала она с легким смешком. — Такая ерунда. Мы послали приглашения Алли и Мазу, но знали, что они не придут. Джонатан к тому времени не разрешал Алли покидать ферму, разве что собирать деньги на улице. А идея с цветочницей была просто предлогом, чтобы задобрить Алли и заставить его думать, что мы все ненавидим его и его ребенка.
— Не то чтобы мы хотели видеть ее в качестве цветочницы, — сказал Николас. — Она была…
Жена бросила на него взгляд, и он замолчал.
— В тот день Алли совсем ничего не соображал, — с отчаянием сказала миссис Грейвс. — Я сказала Мазу: “Ему нужно к кому-то обратиться. Ему нужно обратиться
— Уэйс сказал нам, что Алли просто нужно очистить свое эго, и все такое, — сказал Николас. — И я, черт возьми, наорал на него. Сказал ему, что если он хочет жить как свинья, то это его дело, и если он хочет нести чушь легковерным болванам, готовым платить за удовольствие, то прекрасно, но семья, черт возьми, уже сыта этим по горло. И я сказал Алли: “Если ты не можешь понять, что это полная чушь, то ты еще больший дурак, чем я думал, тебе нужно разобраться со своей головой, а теперь садись в эту чертову машину….”
— Но он не пошел, — сказала миссис Грейвс, — и тогда Мазу сказала, что собирается добиться судебного запрета против нас. Она была довольна, что произошла ссора. Этого она и хотела.
— Тогда мы решили, что надо что-то делать, — сказал полковник Грейвс. — Я нанял О’Коннора, детектива, о котором я говорил вам по телефону. Ему поручили покопаться в прошлом Мазу и Уэйса, найти что-нибудь, что мы могли бы использовать против них.
— Он что-нибудь обнаружил? — спросил Страйк, держа ручку наготове.
— Нашел немного про нее. Выяснил, что она родилась на ферме Чепменов. Он думал, что она одна из детей Кроутеров — вы знаете об этом деле? Мать умерла. Она оставила ее на ферме и уехала работать проституткой в Лондон. Передозировка наркотиков. Нищая могила.
— Уэйс был явным разгильдяем, но не имел судимостей. Родители жили в Южной Африке. Смерть его первой жены, похоже, была чистой случайностью. И мы решили: отчаянные времена требуют отчаянных мер. Мы поручили О’Коннору следить за фермой. Мы знали, что Алли иногда ездит в Норвич за деньгами.
— Мы схватили его на улице — я, мой шурин и Ник, — продолжал полковник Грейвс. — Погрузили его на заднее сиденье машины и повезли обратно. Он был в бешенстве. Мы затащили его в дом, в эту комнату, и продержали здесь весь день и почти всю ночь, пытаясь образумить его.
— Он просто продолжал скандировать и говорил нам, что должен вернуться в храм, — безнадежно сказала миссис Грейвс.
— Мы вызвали участкового терапевта, — сказал полковник. — Он пришел только на следующий день. Молодой парень, новенький. Как только он вошел, Алли взял себя в руки и сказал, что мы его похитили и заставляют остаться здесь. Он сказал, что хочет вернуться на ферму Чепмена и умолял парня вызвать полицию.
Как только доктор ушел, Алли начал кричать и швырять мебель — если бы этот чертов врач мог видеть его таким — и пока он швырял вещи, его рубашка расстегнулась, и мы увидели следы на его спине. Синяки и рубцы.
— Я спросила его: “Что они сделали с тобой, Алли?” — Со слезами на глазах рассказывала миссис Грейвс, — но он не ответил.
— Мы снова подняли его наверх, в его старую комнату, — рассказывал полковник Грейвс, — и он запер перед нами дверь. Я боялся, что он вылезет из окна, и вышел на лужайку, чтобы понаблюдать. Я боялся, что он спрыгнет, пытаясь вернуться на ферму Чепмена. Я пробыл там всю ночь.