Белая Кость
Шрифт:
— Перед тем как приехать ко мне, королева Эльва побывала в темнице. Лавери догадывался, какое будущее его ожидает. Он попросил Эльву сохранить корону для тебя и сказал, как это сделать.
Мать говорила ровным голосом, словно это произошло не с ней, а с кем-то другим. Её спокойствие задевало Рэна. Ведь речь шла о человеке, с которым она прожила семь лет. Неужели отец не заслужил хотя бы крупицы её сожаления, что его нет рядом?
— Я не знаю деталей, — продолжила Лейза. — Королева Эльва меня
Рэн потёр лицо. Услышанное не укладывалось в голове.
— Я считал её недалёкой и безвольной женщиной. А она — хитроумный паук. Под носом у всех сплести такую паутину! Почему она благоволила нам?
— Осул украл у твоего деда не только корону, но и возлюбленную.
— Эльва и мой дед любили друг друга?!
— Они были даже помолвлены.
Не справившись с волнением, Рэн вскочил и принялся ходить из угла в угол:
— Почему я раньше этого не знал?
— Потому что раньше ты задавал другие вопросы.
— Ты больше не виделась с моим отцом?
— Виделась. Накануне казни. В его последнюю ночь. Начальник темницы спросил, есть ли у него последнее желание. Лавери сказал: «Хочу женщину». Я пришла к нему под видом шлюхи.
Рэн налил себе вина. Пригубил кубок:
— Он хотел увидеть тебя?
Лейза улыбнулась:
— Да. Он не мог сказать прямо. Нас бы ограничили во времени. Подслушивали бы и подглядывали.
— Тебе опять посодействовала королева Эльва.
— А кто же ещё?
Допив вино, Рэн отставил бокал:
— О чём вы с ним говорили?
— Ни о чём.
— Мама!
— Мы занимались любовью.
— Всю ночь?
— Всю ночь.
Рэн подошёл к Лейзе и присел перед ней на корточки:
— Мама…
— О чём говорить с человеком, которого видишь последний раз в жизни? Просить прощения за то, что уже не важно? Мы наслаждались каждой минутой, отведённой нам в этом загаженном, заплёванном, прогнившем и прокисшем мире. Мы знали, что наше прошлое, будущее и настоящее оборвётся на рассвете, и остановили время.
— Ты любила моего отца.
— Я поняла это слишком поздно.
Рэн сжал руки матери:
— Ты его отравила?
— Нет. Нет! Я ушла, когда он спал.
— Хочешь сказать, что над ним сжалился кто-то другой?
— Он спал, — повторила Лейза.
Рэн провёл пальцами по её щеке:
— Он умер в тишине пьяным от счастья, а не под рёв оголтелой толпы на залитом кровью эшафоте. Спасибо тебе за это. — Поцеловал Лейзу в лоб и вернулся в кресло.
На стенах замерли тени. В камине потрескивали дрова. В окна таращилась луна. Женская Башня, стоящая неподалёку от королевской резиденции, тянулась к небу грязно-белой свечой. Завтра… Он увидит Янару завтра.
В двери постучали.
— К вам Святейший отец, — доложил караульный.
Рэн и Лейза переглянулись. Визит иерарха ночью ничего хорошего не сулил.
Войдя в гостиную, Святейший дважды поклонился и, сложив перед собой руки, спрятал ладони в рукава. Золотистые отблески свечей на серебряных кольцах расцветили его одеяние. И только капюшон, прикрывающий седую голову, оставался скорбно-чёрным.
— Вам тоже не спится? — спросил Рэн.
— Не спится, милорд… Не знаю, как вам сказать.
— Говорите как есть.
— Народные гулянья по случаю вашей коронации отменяются.
— Почему?
— Утром во всех молитвенных домах святые отцы проведут панихиду. Потом траурный ход пройдёт по улицам города. Это затянется до вечера.
Лицо Лейзы потемнело.
— Кто умер?
— Две сотни паломников. Они направлялись в Фамаль. Кстати, они шли по королевскому домену, по вашим землям, милорд. Ваши крестьяне убили их за то, что они жили по божьим законам.
Рэн прижал палец к вздувшейся на лбу жиле.
— Вы не волнуйтесь, — поспешил успокоить Святейший отец. — Коронация состоится, не будет только праздника.
— В стране объявляют траур, когда умирает король, — заметила Лейза.
— Мы не объявляем траур. Мы будем оплакивать набожных людей.
Рэн сжал-разжал кулак, борясь с желанием отдать сынам Стаи приказ загнать всех церковников в храм Веры и заколотить двери.
— Перенесём коронацию. Не хочу надевать корону под похоронные песнопения.
— Мы дольше ждали, — согласилась Лейза. — Подождём ещё пару дней.
Святейший вновь отвесил поклон:
— Как вам будет угодно, ваша милость. — Попятился к двери и вдруг замер на месте. — Если бы Бог вложил мне в руки не молитвенник, а меч, я бы наказал убийц. К сожалению, священнослужителям нельзя прикасаться к оружию.
Уловив в словах иерарха скрытый смысл, Рэн решил не поддаваться на провокации и кивнул матери:
— Надо предупредить поваров, что пир переносится.
Сообразив, что намёками он ничего не добьётся, Святейший проговорил елейным голосом:
— Если бы кто-то пообещал покарать виновных, мы бы поплакали завтра тихонько, за закрытыми дверями. Пусть люди радуются и веселятся, о нашем горе они узнают потом.
— Им в любом случае будет весело, — вымолвил Рэн. — Не каждый день проводится траурный ход.
Святейший вытащил ладони из рукавов и произнёс холодным тоном:
— Мы одобрим ваш брак с вдовой.
— Я сообщу вам о своём решении.
Когда иерарх покинул гостиную, Рэн придал лицу недовольное выражение, хотя внутри всё пело и плясало, и повернулся к Лейзе: