Белая мель
Шрифт:
— Я еще ничего сегодня не ела, — тихо говорит Фишка, и пузатая слезинка медленно ползет из уголка глаза по виску к ушам, потом капает в траву.
— Вовка! — сурово говорит Лидка. — Ты сегодня разведчик! Фишка — раненый боец. Ясно?
— Есть! — вскакивает Вовка и вытягивается, как настоящий боец.
— Беги в нашу избу! Там не заперто. Возьми котелок, зачерпни воды, соль в стакане на полке. В огороде выдерни луковку... Да спички не забудь!.. Серные, в печурке... Арш!
Вовка подхватывается и сломя голову, прижав локти к ребрам,
— Да ложку, ложку не забудь!
Вовка машет рукой...
Фишка лежит и терпеливо смотрит в знойное небо. А Лидка сидит рядом скукожившись — горюнится. Это разве грибы, думает она. Это так, на худой конец. Вот были они прошлым летом с мамкой в бору, что далеко синеет за Тоболом — из окошек видать, — так там грибы так грибы: и грузди, и рыжики, и боровики, а уж синявок — видимо-невидимо. Напластали они тогда грибов навалом — целую кучу. Еле мамка доволокла две корзины на коромысле. Лидка тоже несла на коромысле два ведерка — тоже дай бог сколько! Хотя, конечно, своя ноша нетяжела. Хорошо еще, подвез их тогда дедка молоковоз, а то бы они с мамкой ноги протянули посередь дороги. Дома разобрали — грузди отдельно, рыжики отдельно, боровики отдельно тоже. Боровики надо сушить, а остальные вымыли в корыте и тут же засолили в кадушке. Два дня неохота было Лидке выходить из дома. Да и потом еще несколько дней она только и делала, что всем рассказывала — какие дива в том глухоманном бору видела. И про убитую змею на тропе, и про ежика, и про белку...
Эх, сходить бы им этим летом хоть разочек в тот бор! Она бы и Фишку и Вовку взяла с собой. Только мамке все некогда, а одну она разве отпустит?
Уж травы подвяли, а солнце печет и печет. Заумолкла, спряталась от жары перепелка. Улетел куда-то и коршун, и появился запыхавшийся Вовка.
Вовка умный, Вовка ничего не забыл, даже прихватил большую тряпицу, которой мамка прикрывала голый сундук, только вот расплескал воду, торопился человек.
— Я спотыкнулся, — оправдывается Вовка.
— Разведчикам нельзя спотыкаться. А если враг?
— Да я нечаянно...
— Ладно, воду всю допьем, а на груздянку и в болоте воды полно... Вовка, ты — разведчик, иди вперед к берегу и разводи костер. А я поведу раненую Фишку, ясно?
— Ясно! — с готовностью говорит Вовка, ковырнув в носу.
Доплелись по жаре до болота, где Вовка уже развел огонек из сухих камышин и наносных щепок. Лидка сняла новое платье — расстелила на траве. Взяла котелок и пошла подальше в болото, там вода чище.
Она вернулась вся в тине и ряске, повесила котелок и начала кидать в него из своего узла опенки.
— Съедим и еще сварим, — утешала Лидка голодную Фишку. — Искупаемся и снова пойдем, а то без нас все опенки выпластают... Их ведь еще и сушить можно. Можно на зиму запасти. Солнышко-то вон какое жаркое — за день поспеют... Только на маленькие не смотрите и руками не трогайте — они от глазу людского расти перестают.
— Тогда пойдем, — соглашается вроде бы малость ожившая Фишка.
— Вовка, давай твой ножик и лезь в болото за камышами. Раненую Фишку надо кормить. Ясно?
— Ага, — кивает Вовка. — Заодно искупаюсь, ладно?
— Ладно, — разрешает Лидка.
В середине камышей, сразу как Вовка бухнулся в воду, закрякали утки и всполошились, поднялись чайки, залетали над ним. Лидка отняла у Фишки тряпку, которой та все еще зажимала нос.
— Ну вот, и крови больше нет. А голова как, болит ли? Давай я тряпку простираю и мокрую тебе на лоб прилеплю... А может, искупаешься?
— Я боюсь, там букашки, — говорит Фишка.
— Так они же не кусаются.
— Все равно. Если б в речке...
— Ну смотри, давай тряпку... Фиш, в котелке помешай, а осядут, добавь еще опенков-то, чтоб побольше было. Я вылезу — дикого чеснока поищу — с ним вкуснее, чем с луком...
Когда поспела груздянка, ее охладили в воде у берега, поставили котелок в кочках на камыши, чтоб не утонул. Принялись за еду. Вовка приволок алюминиевую чашку и кружку. Хлебали одной ложкой по кругу, закусывая мучнистыми корнями камышей.
— Ну вот, — вздохнула Лидка, — скоро можно будет подкапывать картошку — вот заживем! Ты уж, Фиша, потерпи немного, ладно?
— Ладно, — кивнула Фишка, — подожду... Уж постараюсь не помереть.
Опьянев от еды, молча вытянулись на траве. Лидка легла голая, головой на платье, Фишка тоже сняла платье и осталась в трусиках. Вовка как разведчик, в штанах с дырьями на заду, вдруг какая тревога. Разведчику не положено раздеваться. Пусть сегодня Вовка заместо часового будет.
Потом они набили опятами мешок Фишки, рубаху Вовки, а Лидка набрала целых два узла — в платок и в тряпицу. Еле дотащились до Лидкиной избы.
— Вечером идем в разведку! — объявила Лидка. — Ты, Вовка, опенки развали на противни или на крышу — высохнут. А ты, Фишка, скажи мамке своей, что их можно сушить и квасить. Ну, до вечера!..
11
Сумрачным вечером Лидка ведет свою команду не в разведку, а на вечерки, где поют проголосные песни, пляшут, выбивают из земли пыль одинокие девки. Там тоже интересно — можно и в кино не ходить. Но сейчас-то Лидке не до вечерок, не до кино. Она просто ждет, когда совсем стемнеет; тогда и в проулках не будет прохожих, чтоб незаметно прошмыгнуть к дому счетоводихи.
Так и есть — девки приволокли гармониста, откуда-то появился моряк, облепленный ребятишками. Посиделки оживились, а Лидка кивнула Вовке и Фишке, мол, пора...
Обошли проулками дом счетоводихи и стали подкрадываться к огороду, минуя освещенные места, юркнули в целый лес крапивы и лебеды между баней и огородами. Пролезли под жерди ограды и перебежали, припадая к земле, ринулись к огуречным грядам. Залегли в борозды. Лидка поползла и наткнулась на что-то большое, круглое. Вскоре поняла — тыквина.