Белая сирень
Шрифт:
…Ранняя весна. Нексе сходит с поезда и быстро шагает по дороге к своему дому, мимо цветущих кустов и деревьев в молодой листве. В руках у него букетик полевых фиалок. Подходит к дому. Ставни наглухо закрыты, и это придает дому какой-то нежилой вид. Распахнув калитку, он быстро пересекает маленький садик, открывает ключом английский замок и входит в дом. От запертых ставен тут темно, как ночью. Нексе нашаривает выключатель и зажигает свет.
— Грета! Грета!.. — зовет он.
Никто
— Вставайте, сони! Отец приехал. — Он идет в гостиную-столовую, мертвая тишина. И первые следы разора ударяют его по глазам. Вся мебель на месте, но нет скатерти на обеденном столе и штор на окнах, со стен сняты фотографии в рамках, исчезли все те мелочи, что делают дом живым. Охваченный страшным предчувствием, он распахивает дверь в спальню и видит голый остов кровати. Он пятится в гостиную и наконец-то замечает письмо посреди стола. Медленно подходит, разрывает и без сил опускается в кресло. Букетик выпал из его руки.
— Все… — шепчет он. — Все!..
…Он и сам не знал, сколько времени так просидел. Он очнулся от присутствия чего-то постороннего в комнате, чего-то непомерно-огромного, вытеснившего стоялый воздух и наполнившего жилье запахами зверя и луга. Прямо перед ним высился громадный бык с устрашающей и добродушной мордой и кольцом в носу. А между могучих рогов пристроился подросток лет двенадцати в рваных штанах и грубой рубашке с закатанными рукавами. Его большой рот и пристально-пытливый взгляд делают его, несмотря на разницу в возрасте, разительно похожим на поникшего в кресле старика. Но тот, погруженный в свою боль, не сразу это замечает.
— Допрыгался? — развязно спрашивает мальчишка. — Сам виноват. Какую женщину потерял!
Нексе смотрит на него с возмущением.
— Что ты в этом понимаешь, щенок? И нечего разъезжать на быках в моем доме.
— Кто при скотине живет, все про любовь понимает, — нахально говорит мальчишка, оставляя без внимания второе замечание. — Она в сто раз лучше тебя, честнее, добрее, искренней. Да ведь ты свое дрянное мужское самолюбие тешил. Ну и получай!
По лицу Нексе катятся слезы.
— Что нюни-то распустил! Как был плаксой, так и остался.
— Помалкивай! — разозлился вдруг Нексе. — Как ты ревел, когда девушки-работницы стащили с тебя штаны?
— Нашел что вспомнить! С тебя сейчас тоже штаны стащили. Ну и видик!.. Ты же голый, перед самим собой голый, а это похуже, чем перед дурами-девчонками. Борнхольмский гранит! Так тебя прозвали. Да какой ты, к черту, гранит — мешок с мокрой глиной.
— Издеваться легко. А как жить дальше? Я не могу без нее. Я только сейчас это понял… Просить прощения, кинуться в ноги?..
— Дурр-рак! — со смаком сказал мальчишка. — Когда женщина сама уходит — это все… Назад не жди. Мужик может вернуться, женщина — никогда.
— Откуда ты можешь это знать, такой сопляк!
— У
— Ну и наглая морда!
— Ладно. Хоть ты и гроша не стоишь, мне хочется тебе помочь.
— Задавала!
— Перво-наперво, брось реветь. Второе, пойми, что это навсегда. Греты больше не будет в твоей жизни. Ни-ког-да. Но ты еще крепкий мужик и можешь что-то написать, иначе с тобой и возиться не стоило бы. Помнишь, что ты сделал однажды, давно-давно, когда жизнь тебя тоже крепко столкнула?
— Н-нет.
— Ты взял свой старый велосипед и поехал куда глаза глядят.
— Ну и что? Кажется, я что-то себе повредил…
— Не важно. Зато спас душу. Бери велосипед и шпарь вслепую, не разбирая куда. Кривая вывезет. Поверь умному человеку. Э-гой! — вдруг закричал мальчишка и ударил быка ногой по губе, ладонью по рогам, и бык повернулся, медленно и плавно, как корабль, и понес его прочь…
Нексе подымается с кресла, выходит из дома, выкатывает из сарая старый велосипед, не без труда взгромождается на седло и катит по дороге.
Мелькают дачи, деревья, кусты. Он крутит педали все быстрее, ветер свистит в ушах, еловые шишки упруго вылетают из-под колес, вспархивают с земли испуганные птицы. Движение подчинило его себе, окружающий мир смазался, утратил географическую реальность: что это — датский ландшафт или африканская саванна?.. И вдруг, повинуясь внутреннему толчку, он убирает руки с руля, закрывает глаза и мчится вслепую. Сперва по дороге, потом, перемахнув через кювет, по траве под откос и со всего разгона ударяется о каменную ограду. Он перелетает через руль, грохается на землю, но прежде, чем лишиться сознания, успевает сказать: «Насоветовал, змееныш!»…
Он не знал, сколько времени оставался без сознания. Он не был уверен, что сознание действительно вернулось к нему: в яви или в бреду видит он это тонкое девичье лицо, будто источающее слабый золотистый свет. Лицо повисло над ним, закрывая весь окружающий мир.
— Ты кто такая? — спросил он не очень любезно.
— Иоганна, — доверчиво ответила девушка.
Она как-то странно смотрела на него, он боялся поверить этому взгляду, потому что тут была не только жалость к свалившемуся с велосипеда пожилому господину. Девушка задумчиво поднесла ноготь ко рту.
— Не кусай ногти! — сказал он грубо, — призраки не терпят бытовых интонаций и сразу исчезают.
Но это видение не исчезло, явив тем самым свою материальную природу. Девушка смущенно убрала руку и чуть отодвинулась. Теперь он видел ее всю: довольно крупную, голенастую, грациозно-неуклюжую.
— Почему ты не спросишь, кто я?
— А можно?.
— Я — Нексе! — сказал он значительно, готовый к почтительному изумлению.
Девушка засмеялась.
— Что тут смешного? — озадачился он.