Беломорье
Шрифт:
Туляков уже не чувствовал холодка в груди, его охватило то спокойствие оратора, когда не надо заглядывать в листок с записями, когда все время приходит на память то, что нужно сказать в этот момент.
— С думской трибуны, — продолжал Туляков, — можно во весь голос, который услышит вся страна, звать трудовой народ к борьбе за свои права, разоблачать обман буржуазных партий, свободнее разъяснять действия правительства, подрывать у отсталых групп населения остатки веры в царя-батюшку. Большевистская фракция в думе и рабочие газеты помогут подготовить армию бойцов к предстоящей русской революции! — выкрикнул Туляков, чувствуя, как капельки пота скатываются по лицу. — Нужно дружно бороться со всеми препятствиями…
— Дозвольте вопросик задать? — неожиданно перебил Тулякова человек со шрамом.
Туляков кивнул.
— А какие это есть препятствия и чего прикажете с ними делать?
— Тут мне задают вопрос, — и Туляков повторил его. — Отвечаю: прежде всего рабочие должны изгнать из своей среды хозяйских подпевал и шпиков, мешающих дружным действиям честных людей.
Рабочие засмеялись. Задававший вопрос и его сосед, мозглявый парень, испуганно покосились по сторонам.
— Веревка по шпикам давно плачет, — раздался чей-то голос.
— Дай срок, и это будет! — прозвучало в ответ. — А то не продохнуть от них всем стало!
Туляков заговорил о необходимости организовать на заводе профессиональное общество, которое сплотит рабочих. На жизненных примерах он пояснил пользу подобного общества: оно будет защищать правовые и экономические интересы своих членов, оно же явится и посредником между рабочим и хозяином.
Мыслью о таком обществе заинтересовались многие, особенно семейные. Один из них, наиболее смелый и говорливый, хозяин домишка, рассказал Туликову о хитроумной системе арендных за землю, на которой он построил домик.
— Двадцать годов плачу арендные, а ведь на них я уже два новых дома смог бы построить!
Рабочие лесной биржи напомнили, что когда на рейде скапливаются торговые суда и работать приходится чуть ли не в две смены подряд, контора не платит за переработанное время. Женщины, как всегда, стали жаловаться, что работают не меньше и не хуже мужчин, и все же четвертой части заработка мужчин им не доплачивают…
Наверное надолго бы затянулась сходка, если бы не раздался заглушенный расстоянием свисток, за ним другой, уже совсем близко. Никандрыч махнул фуражкой, как бы отгоняя комаров. Туляков понял, что это сигнал — уходить.
Человек со шрамом оживился, поднялся с пенька и вплотную подошел к Туликову.
— Прощенья просим, господин почтенный, — заговорил он, — у меня вопросиков накопилось…
Но вдруг, нелепо взмахнув руками, он повалился носом на землю. То же случилось и с его спутником. Что было дальше, Туляков не видал. За чернеющей елью он нашел друзей и вскоре вместе с Власовым и Васей добрался до речки. Кяньгин уже ждал их. Лодка быстро заскользила по извилинам речки, а затем вошла в устье большого ручья. Ее втащили в мелкий, но густой ельник и, не торопясь, зашагали в глубь леса.
— Здесь нипочем не найдут нас, — взволнованно сказал Вася. — А здорово вы, Григорий Михайлович, шпика рубанули. Его у нас биржевым мастером вместо Толькиного отчима сделали. А он, ну ей-богу, сосновой доски от еловой никак не отличает. Во какой мастер выискался!
— Наверно из городовых, — ответил Туляков. — В революцию, поди, досталось ему, не зря шрам на лице, вот и перебрался на спокойное местечко.
Когда вошли в густой березняк, остановились у ручейка.
— Теперь можно и отдохнуть, — сказал Власов, усаживаясь на поваленную ветром ель, — здесь Никандрыча ждать надо.
Пилостава пришлось, ждать долго. Наконец он явился вместе с тремя рабочими. Тревога оказалась напрасной. Первый дозорный, не разобрав, кто идет вдали, дал сигнал, его подхватил другой. Возвращаться обратно было опасно — шпики, конечно, побежали звонить по телефону полиции в Кемь, да и рабочие уже разошлись по домам.
— Одним словом, сорвали сходку, — хмурился Туляков.
— Зачем сорвали, Михалыч? — пилостав внушительно оглядел присутствующих. — Шли мы к тебе и вели разговор, как организовать общество! Мы своих заводских всех знаем. Уж если Павлуха Морозов и Капитолина заговорили, они на этом не успокоятся, они заводилы надежные. Хороший толчок эта сходка дала. От разговоров к делу перейдем.
— Из Питера типовой устав общества вышлю, — пообещал Туляков. — Только бы губернатор разрешил! Тогда вам удастся легальные формы борьбы использовать.
Как и в первый раз, люди расселись вокруг костра. Беседовали об организации профессионального общества. Не всегда удавалось Тулякову удовлетворить любопытство своих слушателей. «Вот и сказывается сейчас отрыв от работы за время проклятой ссылки, — не раз думал он. — Эх, прислать бы сюда знающего человека для инструктажа».
Солнце успело описать на небе большую дугу, а оживленный разговор не прекращался — разве скоро на завод вновь заглянет такой собеседник! Незаметно для всех прошел этот день.
Расставаясь, Туляков заговорил о необходимости своего отъезда в Питер.
Со многими Туляков по-братски обнялся, а с Никандрычем горячо расцеловался. Не было той грусти, как при проводах Федина, когда все понимали, что их покидает человек, одной ногой уже стоящий в могиле. С Туликовым не прощались, с ним только расставались и то лишь на время…
С лица Васи не сходило горделивое радостное выражение — ему доверяли благополучие товарища Тулякова! Никандрыч поручил ему довести гостя до Сухого.
Судьба Тулякова была отдана в надежные руки. Ровно через неделю, в такое же погожее утро, он вышел с Николаевского вокзала на многолюдную Знаменскую площадь…
Вот он, долгожданный Питер!
Глава десятая
Нередко случается, что у человека вдруг нарушается порядок налаженной жизни и он теряет многое из того, чего с большим трудом удалось добиться. Вот такая тяжелая пора испытаний наступила для Двинского после возвращения его из Кандалакши.