Белые камелии
Шрифт:
— Это же вы, вы будете оперировать его? Пожалуйста, сделайте всё возможное! Если с позвоночником что-то серьёзное, я готов заплатить, сколько угодно заплатить! Вот моя карточка! — он уже не понимал себя, пребывая в каком-то безумстве, и вытащил свою кредитную карту. — Забирайте и снимайте сколько хотите! Только, пожалуйста, сделайте так, чтоб этот гадёныш выжил!.. — Джон согнулся в три погибели, обхватив голову руками и совсем ничего не понимая, и повалился на колени. — Мне он нужен живым, понимаете, живым, мать его!
Константин чувствовал, что орал так громко, что слышали все этажи. Но ему хотелось, хотелось выплеснуть это. Дать понять этому флегматичному человеку, что ту жизнь, которую он спасает, дорога ему больше своей. Большая и тёплая ладонь осторожно похлопала его по плечу, разом выведя из странного состояния.
— Мужчина, успокойтесь, пожалуйста! Ещё ничего неизвестно, так что не за чем так бурно реагировать. К тому же, — серьёзнее начал он, пока Джон вставал, — если парень был в сознании, значит, спинной
— Я останусь, конечно останусь! — тут же заявил Константин, сверкнув глазами в его сторону. Хирург беспокойно глянул на его взбудораженное, красное лицо и сказал:
— Вам бы водички выпить и успокоительного… Сядьте. Можете подождать здесь. Эй, Джеки, принеси мужчине воды и валерьянки. Всё будет хорошо… — чуть тише добавил он ему, вновь похлопав по плечу, и пошёл в тот коридор, куда запретили Джону, и в конце которого, вероятно, находилась операционная. Джеки, тот самый дежурный врач, принёс ему стакан воды и небольшую белую таблетку; Константин, не обращая внимания, быстро проглотил всё это и уставился невидящим взглядом впереди себя; молодой врач удивлённо посмотрел на него и решил оставить одного. Джон же точно не мог остановиться на одной мысли — в голове их был целый каскад, букет, пёстрое собрание, и ничего нельзя было понять из них точно. Он размышлял над своим странным поведением, мысли о котором плавно перетекали в воспоминание о странном желании Чеса, о его не менее странных словах… всё-то было в этот день, чёрт его побери, странным! Джон прождал уже двадцать минут, а нервы всё как будто бы были натянуты в струнку — никакие успокоительные ему не помогали никогда. «Господи, да что ж я так волнуюсь, в самом деле?» — не раз спрашивал он себя, запуская пальцы в волосы и опуская голову низко-низко.
Наконец Джон, подумав, что сейчас для того чтобы унять стресс есть всего один способ (который помогал лично ему), тихо встал со скамьи, пошёл в холл, а там вышел на улицу, сказав зачем-то, что через пять минут обязательно будет. Он обошёл здание и остановился около какого-то неприметного крыльца; запуская руку в карман, доставая сигарету и наконец её зажигая, он уже не мог остановить себя от курения — ужасно грешного, жутко его подводящего, но сейчас так необходимого ему. Джон Константин знал, что лишь невероятным чудом спасся от смерти, вернулся с того света, с целью прожить жизнь так, чтобы в конце непременно оказаться в Раю. Как и в этот раз. А каждая затяжка, вероятно, отодвигала его от этой цели всё дальше и дальше… Но бывают же случаи-исключения?.. Если и бывают, Джон официально провозгласил этот случай таковым: нынче можно загрязнять лёгкие, ничего не спрашивая у совести.
Константин курил, пока ещё не сладко, будто привыкая к позабытому (хотя времени с прошлой затяжки прошло не больше нескольких часов) сигаретному дыму; дождь всё продолжал барабанить по крыше, только уже несколько тише. Накуривая вокруг себя облака дыма, он с каким-то даже смешным вниманием сосредоточенно прислушивался к каплям, к этим глухим звукам, ими издаваемым; что-то отдалённо похожее на смерч мыслей в его голове унялось, и Джон даже вывел формулу своего спокойствия на запотевшем стекле двери: затяжка + грохот капель = удивительный штиль на душе. Вывел и сам же усмехнулся, затушив сигарету и направившись назад.
Вновь усевшись на ту же самую скамью, он вдруг крепко задумался над последними словами Креймера никому не говорить о том, что он жив. Поначалу Джон автоматически повесил на это ярлык какого-то капризного, необдуманного желания и посчитал, что это не может значить ничего важного. А потом остановил свой этот поток мыслей и подумал: а что, если посмотреть на ситуацию с другой стороны? Может быть, есть какие-то иные причины, кроме как нахождение в полубредовом состоянии? Константин размышлял, размышлял, но так ни к чему и не пришёл, хотя ему казалось, что он часто был близок к тому, чтобы отгадать. Может, единственно верный вывод он и не сделал, зато твёрдо решил, что обязательно исполнит просьбу своего водителя. Правда, был один нюанс… кажется, у Чеса была какая-то девушка — получается, и ей ничего не говорить? Она же наверняка будет, как-никак, переживать, хотя и спохватится, вероятно, не сразу. Может, через неделю. Однако через неделю точно ему нужно будет держать ответ, если Креймер не очухается. Спросят с него, чувствовал Джон. А что сказать? Равнодушно ответить, что вот такое вот горе, но твой парень умер?.. Девушка, чьё имя ему было неизвестно, скорее всего разрыдается и впадёт в безумство, панику и депрессию прямо перед ним. Где-нибудь через пару часов к ней вернётся здравый рассудок, и она всхлипывающим голосом спросит: «А где же тело?» Даже на это Джон знал, что ответит: Чес приказал себя кремировать, так что этот вот сосуд с пеплом внутри — всё, что осталось от твоего парня. Ну, на этом моменте девушка может вполне отключиться от столь непереносимого горя. Потом, через несколько дней, наконец примет реальность такою, какой она есть, и решится предложить
Так представлял Джон. А он сам, стоя поодаль, будет лишь качать головой и испытывать жалость к этим людям. А ещё будет мысленно ругать слишком дорого обходящееся и жутко эгоистичное желание Креймера (и его самого), если не узнает к тому времени веские причины такого поведения. Но сейчас Константин знал точно, что исполнит просьбу, несмотря ни на что, да и рано строить будущее; вообще, порой лучше его не строить — как знать, куда крутанёт колесо Фортуны.
Незаметно полтора часа утекли в прошлое; Джон передумал многое. Многое, но лишь как-то поверхностно коснулся той темы, что будет, если Чес умрёт… Нет, он не заплачет. Точно. Но что-то другое, хуже и унизительнее плача, произойдёт с ним в его душе. От этих мыслей становилось не то чтобы холодно, а жутко леденяще; эти мысли хотелось сразу отгонять, как назойливых мух, от себя; этими мыслями, казалось, можно было свести себя с ума. Поэтому Константин решил, что на этот случай оставит полную свободу действий. Хотя в этот случай не верилось; и не совсем по той причине, по которой многие люди надеются на выздоровление и удачную операцию своих знакомых, а потому, что (суждение не без стереотипов), когда Чеса увозили в операционную, их последние слова перед этим не отличались уж таким трагизмом, торжественностью или непередаваемой нежностью. Вот особенно последнему там вообще места не было хотя бы из-за присутствия обзывательств. Да и Джон бы не позволил такое, даже если бы это была их последняя встреча — слишком дорогостояще это чувство. И в его душе уж точно нет места этому.
В общем, едва коснувшись этой мысли, Константин тут же её отбросил, словно обжёгся о горячий чайник и мгновенно отдёрнул от него руку. Потом он откинулся на стенку позади себя и, прикрыв глаза, даже, кажется, заснул от усталости за весь день. Да и денёк-то выдался, что уж и говорить, оригинальным: пытался выжить сегодня как нечего делать, спасал Анджела от демонов, дрался с ангелом, успел умереть и чуть ли не попал в Рай, поболтал с Люцифером о том о сём, потом тот вернул его назад, очистил лёгкие и заставил жить, а теперь ещё и этого парнишку довозил до больницы. Кому скажи, не поверят, что дни и такими бывают. Но у него такое, кажется, должно считаться нормальным. Снилось Джону что-то странное, какой-то микс сегодняшних приключений; но, в общем, Джон смог во сне наплевать на сон и происходящее рядом с собой и просто поспать.
Хотелось отдохнуть и ни о чём не думать… Константин спал некрепко, слыша практически всё, что происходило неподалёку от него, поэтому и на открытие дверей, за которыми скрылся его водитель, среагировал быстро. Очнувшись, он заспанными, немного опухшими глазами посмотрел на вышедшего хирурга: лицо его было лишь слегка озабочено, а в остальном признаков усиленной и трудоёмкой работы не было. По этому одному Константин, вскакивая, мог сказать, что у Чеса всё не так плачевно. Но это не значит, что не серьёзно…
— Что с ним? Как он? скажите… — охрипшим голосом и какой-то нервной скороговоркой спросил Джон, внимательно заглядывая в глаза мужчине. Тот успокоительно улыбнулся и начал:
— Пожалуйста, не волнуйтесь. Выслушайте меня до конца, — Он стащил маску чуть ниже, чтобы не мешала говорить. — Я точно не знаю, что случилось с вашим братом…
— Другом, — поправил Константин, усмехнувшись и покачав головой. Хирург виновато улыбнулся.
— Не думал, что такая дружба в нашем мире ещё существует… извините. — Джон помотал головой, как бы говоря, что это неважно. — Так вот, я не знаю, что с ним случилось, но… дела обстоят довольно неплохо. Об этом можно судить, по крайней мере, по позвоночнику, который, в отличие от грудной клетки, вообще не пострадал. Это действительно удивительно и чрезвычайно хорошо! Правда, какой-то кусок железа длиной десять-двенадцать сантиметров неглубоко врезался ему в спину, поначалу мы даже думали, что задет позвоночник, так как он находился очень близко к нему. Но, вытащив, мы поняли, что всё обошлось. Будет лишь шрам. Также оказалась сломана левая рука, но это тоже не столь опасно. Далее грудная клетка… — Хирург прокашлялся. — Тут всё довольно невесело, хотя сносно. Сломаны три ребра: два с правой стороны, одно — с левой. Это ничего, это всё срастётся, но вот одно ребро неглубоко, но всё же поранило лёгкое. Пришлось делать полноценную операцию на этот счёт. С этим всегда труднее. Но сейчас всё хорошо, не беспокойтесь, — добавил он, видя готовую вырваться речь у Джона. — Да и повреждение было небольшим — уж поверьте, на моей практике случаи были сложнее и то заканчивались хорошо. С вашим другом всё будет в порядке. Однако это ещё не всё… кроме многочисленных ран, ушибов и даже глубокого ранения каким-то куском металла в живот (благо, неглубоко), у него ещё сотрясение мозга и перелом правой ступни. Ну, это всё. Впрочем, случилось с ним что-то не очень приятное, последствий много, но, благо, все они уже через месяц будут незаметны. Однако состояние его сейчас считается тяжёлым стабильным. Думаю, без сознания он проведёт пять дней и в реанимации, так что… сами понимаете, посещать его ещё долго будет нельзя.