Белый Бурхан
Шрифт:
– Нет, Яшканчи, Техтиек не пойдет в Кош-Агач! В ловчую петлю только одна глупая овца лезет... Зря солдаты коням холки бьют!
На этот раз паромщики взяли две отары и несколько верховых, оставив на берегу Сабалдая и Яшканчи, какого-то русского с быками и бедолагу-телеса с кучкой пуховых коз. На середине реки плывущее большое дерево ударило паром в борт, развернуло по течению. Трос гулко лопнул и Катунь стремительно начала сносить паром назад. Началась паника - крики, ругань, вопли...
– Теперь мы застряли надолго, Сабалдай, - вздохнул Яшканчи
К ним подъехал Кураган, вежливо поклонился Яшканчи.
– Будем возвращаться в Купчегень?
– Далеко... Лучше уж спуститься в долину Яломана и попасти скот. Сколько они теперь паром ловить будут! А потом еще и трос надо связывать...
Предложение Яшканчи понравилось Сабалдаю. Погода налаживалась, трава в долине еще была. А с паромом, действительно, могут провозиться не один день. За это время не только попортишь скот, но и лишишься коней. Люди, что спешат на ярмарку, ни перед чем не остановятся, а уж перед кражей - и подавно! И хотя среди алтайцев нет воров, но разве мало на этом берегу всякого народа перемешалось?
Спустив отары вниз, Сабалдай и Яшканчи отправились выбирать место для временного жилища. Но не проехали и версты, как увидели посреди поляны, заросшей кипреем, деревянную избу с двухскатной крышей, над которой торчала круглая железная труба дымохода. Когда-то, похоже, здесь жил крепкий хозяин-кержак: сохранились и другие дворовые постройки, погреба, огороды, колодец с журавлем. Не иначе, как строители дороги выжили его с насиженного места и он ушел дальше в горы, все бросив на произвол судьбы.
Едва подъехали всадники, как с крыши дома сорвались и, со свистом проткнув воздух серпообразными крыльями, взмыли в бледно-голубое небо ласточки. Яшканчи восхищенно проводил их глазами: по старому алтайскому поверью, дом, где селятся и живут ласточки, счастливый дом.
Осмотрев брошенную заимку, друзья сошлись во мнении, что им нет нужды ставить на скорую руку аил, когда есть хороший дом, который только и ждет того, чтобы в нем зазвучали живые голоса.
На новом месте обосновались быстро. И хотя Сабалдая и Яшканчи не оставляла мысль о хозяине, бросившем свое обжитое гнездо, говорили они с тревогой о другом:
о слухах, которые все упорнее; о встревоженных русских, которым известно, пожалуй, больше, чем алтайцам; об участившихся рейдах полиции и горных стражников по всем дорогам...
Потом Яшканчи ушел к паромщикам, а Сабалдай с Кураганом занялись скотом. Не успели выгнать овец на выпас к березам, как вернулся Яшканчи.
– Много людей на дороге?
– спросил Сабалдай.
– Много. Но паром поймали, ведут лошадями к переправе. Ночью обещали поставить трос... Я тут купил кое-что у русских!
– Яшканчи развернул узелок, в котором оказался круглый калач, несколько вареных яиц, два куска брынзы и бутылка кабак-араки.
– Чай теперь надо! Эй, Кураган! Займись огнем!
Но у Курагана был встревоженный и даже испуганный вид:
– Еще две отары спускаются в нашу долину, отец!
– Долина не наша!
– отмахнулся Сабалдай.
– За ночь всю траву не съедят, а утром нас уже здесь не будет!
Но он ошибся. За первыми двумя отарами последовали стада быков и табуны коней. Уже к полуночи долину забили скотом, людьми и кострами так тесно, что думать о каком-либо отдыхе не имело смысла...
Шесть костров горели в долине и от них метались друг к другу тревожные слухи: кто-то встретил пастуха, вернувшегося с ярмарки домой со своим скотом - цены плохие; кто-то доказывал, что цены поднимутся, как только на ярмарку приедут настоящие купцы; кто-то пугал русскими стражниками, которых послали отбирать деньги и отправлять в тюрьму всех, кто будет торговать с китайцами или монголами...
Яшканчи и Сабалдай приуныли: слухи, конечно, не всегда вранье, часто в них и много правды бывает.
– Может, вернемся?
– предложил Яшканчи.
– Поздно, - вздохнул Сабалдай, - больше половины дороги прошли... Да и зачем я назад повезу шерсть и шкуры?
К их костру подошел рослый тувинец. Обвел всех троих цепким тяжелым взглядом, выбрал Яшканчи, спросил укоризненно;
– Зачем ты веришь каждому проходимцу? Он - перекупщик! Своих овец и коз он покупал при мне прямо на дороге... Двух косоротых нашел, третьего ищет! Надо выгнать его.
– Кто ты?
– нахмурился Сабалдай.
– Почему я должен верить тебе, воину, и не верить пастуху?
– Меня зовут Хертек. И я такой же пастух, как ты, а не воин! Сейчас этот перекупщик к вам подойдет. Я в сторону отойду, он меня знает в лицо...
Хертек сказал правду: к костру подошел оборванный и убитый горем пастух, опустился на корточки, попросил чашку чая. Потом ткнулся глазами в Сабалдая:
– Может, уступишь мне своих овец, старик? Я ведь все равно домой возвращаюсь!
– Твоя цена?
– деловито осведомился Сабалдай.
– Какая моя цена? Хорошая цена! Тугрик за две головы, два тугрика за быка, три тугрика...
– Почему за тугрики покупаешь?
– удивился Яшканчи.
– Ты кто, монгол?
– Из Урянхая я... Тугрики не хуже русских рублей! Сабалдай усмехнулся:
– Как же не хуже, если мне недавно русский поп за овцу пять рублей дал? В десять раз хуже получается!.. Серебро давай, настоящие деньги!
Человек обескураженно развел руками:
– Откуда у меня серебро? Только тугрики! Из мрака вышагнул Хертек, крепко ухватил перекупщика за ухо, приподнял его, развернул лицом к себе:
– Ну, Бабинас, узнаешь меня? Что я тебе сказал утром?
– Чтобы духу моего на дороге не было!
– Ну и что теперь, делать? Ухо тебе отрезать, ноздри порвать? Пошел вон отсюда!
Хертек поддал перекупщику коленом под зад и выкинул его в темноту.
Сидящие у костра сдержанно рассмеялись.
– Садись, Хертек, гостем будешь!
– пригласил тувинца Яшканчи и протянул ему свою трубку.
– Про тугрики он правду сказал?