Белый царь – Иван Грозный. Книга 2
Шрифт:
Великий князь сидел на лавке у окна.
– Доброго утра, государь!
– Плохое утро сегодня, – ответил Иван. – Надоел дождь, с ним на душе нехорошо.
– Пройдет, государь! Сейчас дождь льет, а потом ветер тучи разгонит, и выглянет солнце. Весна на дворе. – Овчина присел рядом с Иваном и спросил: – Почему книги на полках? Чего не занимаешься?
– Не с кем, да и не хочу.
– Все по маме тоскуешь. – Овчина вздохнул. – Полно уже. Седьмой день идет, как похоронили голубушку.
Иван повернулся к Овчине.
– Скажи мне, Иван, почему так быстро померла мама? С утра весела была, здорова, а потом будто кто-то пронзил ее невидимым копьем. Мамин крик и сейчас слышу. Очень больно ей было. От чего?
– Не знаю, государь, – солгал Овчина.
Он-то понимал, что Елену отравили, но сказать это ребенку не мог. Рано ему еще знать о людских каверзах и подлостях.
Но Иван сам неожиданно спросил:
– Маму убили, да?
– Сказал же, не ведаю.
– Зачем ты и няня обманываете меня?
– Никто тебя не обманывает, великий князь. Разве можно говорить то, чего не знаешь? Вот это был бы обман. А почему ты к еде не прикоснулся?
На столе стояла посуда с завтраком.
– Не хочу!
– Ну и ладно, проголодаешься, поешь.
– Расскажи мне чего-нибудь, – попросил Иван.
– Что именно?
– Сказку какую, историю, только не страшную. Раньше Федор сказывал, мама, а теперь некому. Один я остался. Сирота.
– Я с тобой.
Иван вздохнул.
– У тебя свои заботы, у Дмитрия свои. – Он взял в руки свирель, но тут же бросил ее под лавку.
– Ничего не хочу. Нет, хочу. Пусть дождь прекратится, и солнце выйдет. Чтобы гулять пойти. Во дворце тошно и страшно. Уведи меня куда-нибудь, Иван.
– Теперь это не в моей воле.
– А в чьей?
– Опекунов твоих.
– Не люблю я их.
– Что поделать, так положено.
– Кем положено?
– Хотя бы завещанием отца твоего.
– Я его плохо помню.
– Немудрено. Тебе три годка было, когда он умер.
В коридоре послышались шаги нескольких человек. Овчина невольно вздрогнул.
Иван взглянул на него и спросил:
– Кто это?
– Не знаю! Может, стража?
– А зачем?
Ответить Овчина не успел. Дверь в отворилась, и в комнату вошли четверо: Иван Шуйский, какой-то боярин и двое стражников.
Шуйский встал посреди помещения, не обращая внимания на великого князя, посмотрел на Овчину и заявил:
– Вот ты где спрятался!
– Что вам надо? – вскричал Иван.
Шуйский ответил:
– Не что, государь, а кто. Мне нужен изменник Овчина.
Телепнев-Оболенский побледнел как смерть.
Иван же топнул ножкой.
– Как вы смеете
Шуйский повернулся к боярину, сопровождавшему его.
– Ты гляди, Михаил Иванович, а сиротинушка нам норов начал выказывать.
Боярин рассмеялся.
– Обрастает перьями наш птенец.
Шуйский перевел взгляд на Овчину.
– Сам пойдешь или силу применить?
– Не ходи, Иван. Они не тронут тебя. Вы не смеете!.. – со злобой и детской запальчивостью крикнул мальчик. – Я повелеваю так!
Ухмылка сползла с лица князя Шуйского.
Он наклонился к Ивану и сказал:
– Ты приказывать будешь, когда подрастешь, а сейчас молчи да сядь на лавку. Так оно лучше для тебя будет. – Он распрямился, указал на Овчину. – Стража, взять его!
Телепнев-Оболенский понял, что спасения ждать неоткуда, и набросился на стражников. Но те оказались проворнее. Один остановил его ударом короткой дубины в живот, другой сзади захлестнул горло опального князя удавкой. Овчину повалили на пол.
Иван бросился к любимцу. Шуйский оттолкнул мальчика, и тот отлетел к лавке.
– Сказано же было, сидеть и молчать!
Овчину вытащили в коридор и за ноги поволокли к лестнице.
Иван заплакал от бессилия и прохрипел:
– Куда вы его потащили?
– К матери твоей, в ад! – с ненавистью прошипел Иван Шуйский.
Он резко развернулся, вышел в коридор и приказал третьему стражнику, стоявшему там:
– Великого князя из палат не выпускать. Пусть хоть что делает, но в своих покоях. Ты понял меня?
– Понял, князь. – Стражник поклонился и припер дверь широким плечом.
Иван долго бился в крепкую створку, устал, упал на пол и зарыдал, стуча кулаками.
– Не хочу, не надо, не прощу!
Но что мог сделать восьмилетний ребенок, пусть и облаченный формально верховной властью, против буйства бояр и князей, дорвавшихся до крови?
Овчину затащили в подвал кремлевской тюрьмы. Там ему суждено было принять адские муки страшной смерти от голода. Он сам без всякого сожаления обрек на них многих людей. Сотворившему зло – зло и вернулось.
Князь Дмитрий Ургин приехал в Кремль через час после расправы братьев Шуйских с Овчиной-Телепневым. У дворца его встретил Григорий, заступивший на службу старшим наряда особой стражи.
Дмитрий сразу заметил тревогу на лице родственника, спрыгнул с коня и спросил:
– Что-то произошло, Гриша?
– Да, Дмитрий! Шуйские схватили Овчину-Телепнева. Мы только заступили, как его, в кровь избитого, стражники за ноги оттащили в тюремный подвал. Так им велел Иван Шуйский.