Белый крест
Шрифт:
Мурманцев сел подле нее.
– Какие силы создали этот лунный танец? – тихо продолжала она. – Наверное, те же, что когданибудь остановят его.
– Когда это случится, скорее всего, Белоземье тоже погибнет. Силы природы и истории связаны друг с другом. Подобное уже было.
– Но Ру тогда не погибла. Наоборот…
– Наоборот, родилась, – возразил он. – А до того была совсем другая страна. И совсем другой мир. В нем были звезды и однаединственная луна.
– Это был странный мир. Наверное, посвоему красивый. Люди, жившие тогда, должны были испытать смертельный ужас, когда
– Лунный ужас, – проговорил Мурманцев. – Так и было. Многие умирали – просто от страха. Они были уверены, что настал конец света. Им казалось, что луны падают на землю, потому что с каждым днем они становились все больше. А раньше они были как звезды.
– Что у тебя с лицом?
– Вышел погулять и споткнулся в темноте.
– А эта темнота называется не Чертовым логовом?
– Мм… может быть. Право, я не заметил.
– Не заговаривай мне зубы, Савва Андреич. Я еще днем догадалась, что ты собираешься наведаться туда в одиночестве.
Мурманцев виновато потерся щекой о ее плечо.
– Я недостоин столь умной и проницательной жены. Казни меня.
Стаси поднялась.
– Казнь будет немедленной и ужасной. Только чур не жаловаться. Пойдем.
Она увела его в гостиную и принесла аптечку. Достала йод и заживляющий пластырь.
– Ойойой! – взмолился Мурманцев. – Только не это! Пощады!
– Даже и не проси.
Храм был большой, просторный – на две деревни и поселок при пансионе, а также сам пансион. После литургии, Мурманцев, оставив жену в обществе пансионных дам, отправился искать настоятеля отца Василия. Он решил сам, не передоверяя дело спешливому Лутовкину, обговорить с местным священством вопрос о молебне на древнем кладбище.
Отец Василий, маленький старичок с лысинкой и редкой седой бороденкой, услыхав про кладбище, долго в сомнениях качал головой. Мурманцев настаивал. Наконец сошлись на том, что освящать языческие захоронения нет надобности. Только отслужить водосвятный молебен и окропить землю, чтобы лишить обосновавшихся там нечистых пристанища. Договорились на завтра.
У коттеджа Мурманцевых нагнал мальчишкарассыльный. Вручил письмо и ускакал.
– Из Академии, – волнуясь, сообщил Мурманцев жене и вскрыл конверт. Быстро пробежал глазами. – Меня отзывают из отпуска. Странно. Извещение не официальное. Лично от директора.
– Ничего странного, – возразила Стаси. – Ты всетаки его зять.
– Но тебя вызывают тоже. Почему? Ты ведь еще не получила распределения. И отсрочка твоя не закончилась.
– Ах, какие мы недогадливые, – поддразнила Стаси. – Ты обет давал? Муж и жена плоть едина. Потому и вызывают. Чтобы у меня не было соблазна остаться в этой благословенной глухомани еще на пару неделек. – Она упала на подушки дивана и блаженно закрыла глаза. – Странно другое.
– Что?
– То, что твой «брачный заговор» против меня увенчался успехом. Ты ведь не довел его до конца. И до сих пор не рассказал мне, как собирался в итоге достичь цели.
– Ну, это просто.
– Неужели?
– Да. Я бы предложил тебе помощь в расследовании. Ты бы, конечно, стала отрицать, что имеет место именно заговор, а не что иное…
– Ох, знаю, знаю. Магия отвергнутого слова и все такое…
– Вот именно. И вдобавок девичья гордость. Но я был бы настойчив. В конце концов ты бы согласилась. А дальше уже дело техники, не составляющее труда для аса конспирологии, каковым я, несомненно, являюсь…
– Хвастунишка.
– Постепенно я бы внушил тебе мысль подозревать меня – так, будто ты сама до этого додумалась.
– И, потвоему, я в итоге должна была влюбиться в тебя – в изощренного заговорщика, плетущего сети против невинных девиц, погрязшего в безответной любви?
– Конечно!
– Если хочешь знать – я влюблялась много раз и во многих. Но никогда – таким кривым путем.
– Кривым? Хочешь сказать, что не любишь меня? – Мурманцев изобразил лицом разочарованное изумление.
– Я немножко спрямила твою математическую траекторию, – улыбнулась она. – А всетаки, зачем тебе понадобилось умножать два на два логарифмическим способом?
Мурманцев грохнулся на колени и прижал руки к груди.
– От избытка чувств! – И добавил, ухмыляясь: – А кроме того, мне посоветовал это твой отец.
– Ах да!
– Дада. К несчастью, я не знал, что ты подслушивала.
– Фи. Не подслушивала, а случайно услышала. К счастью.
Будущую свою жену Мурманцев увидел впервые пять лет назад. Он окончил курс, она только поступала в Академию – семнадцатилетнее создание в строгой юбочке ниже колен, с косой и взглядом котенка. Как громом сраженный, двадцатидвухлетний Мурманцев стоял в коридоре, долго глядя вслед мелькнувшему видению. Придя же в себя, ощутил испуг. «Так не бывает», – сказал он себе. И, бросив все, сбежал в монастырь. Глухую, северную, бедную и голодную пустынь. Прожил там год, укрепился в духе и понял, что так бывает.До краев и без остатка. И что монаха из него не получится. Поэтому вернулся и попросился в ординатуру. Через два года стал преподавать. Курсы криптоистории, конспирологии и новейшей политической истории. Думал отказаться от ведения предметов в женской группе, но мотивировать было нечем
Анастасия Григорьевна Мирская, дочь директора, генералмайора Григория Ильича Мирского, не обращала на ординарного преподавателя, дворянина и смоленского помещика Мурманцева никакого внимания. Даже на экзаменах не пыталась отвлечь его томным взглядом от учебного предмета. Мурманцев однажды в шутку сказал ей, чтобы не строила ему глазки. Анастасия Григорьевна искренне и очень серьезно изумилась:
– Кто строит глазки? Я?
Барышни, на задних рядах готовившиеся отвечать по билетам, зажали ладошками рты. Мурманцев стушевался.
– А вы считаете, мне нельзя строить глазки? Отчего же, интересно знать?
Мадемуазель Мирская наклонила голову и невозмутимо молвила:
– Оттого, что не надо так нелепо шутить, мсье Мурманцев.
После этого Мурманцев терпел еще несколько месяцев, а затем пошел сдаваться директору. Прибыл к нему домой и выложил все, начиная с того самого коридора, где грянул гром. Попросил совета и участия. Генералмайор Мирский обдумал его взволнованную речь, проникся страданием молодого Мурманцева, потеребил себя за усы и спросил: