Белый легион: Террор не пройдёт!
Шрифт:
База располагалась на территории развалившегося животноводческого совхоза. Здесь имелась пара крепких кирпичных строений и заброшенный тракторный парк. Тут можно сбросить раненых. Пересидеть. Оставить засветившийся автотранспорт…
С каждой минутой Султан волновался все больше. На окрестности давно пала плотная тьма.
— Кто? — напряжённо произнёс он, вслушиваясь в отдалённый звук мотора и всматриваясь в темноту. Впереди — заросшие сорняками поля, среди которых петляла раскисшая просёлочная дорога. Дальше — чёрная масса леса.
— Одна машина. Легковая, — с ходу оценил
Сердце у Султана заколотилось. Он прикрикнул, раздавая указания. Его люди с автоматами заняли позиции.
Запрыгал в отдалении свет фар…
Наконец Султан с облегчением перевёл дух. Это была потерянная серая «Волга». Она застыла у одноэтажного кирпичного строения.
— На заслон наткнулись, — объяснил боевик, вылезая из салона. — Пришлось уходить с шумом…
Выбрались все! Время подводить итоги… С раненым в живот было плохо — похоже, что не выживет. Остальных осмотрел Махмуд, умевший оказывать первую помощь в полевых условиях. Машины загнали в боксы. Ездить на них нельзя — они изрешечены осколками.
Теперь можно отзванивать Сельмурзаеву.
— Мы выбрались, — проинформировал его Султан.
— Оставляй своих людей. Езжай на наше место.
Я буду там.
— Не раньше, чем через два часа. Я остался без транспорта.
— Хорошо…
Через час подкатили две машины с султановской «пехотой». С ними был хирург группировки, который привык подлатывать раненных в жестоких московских боях бандитов.
— Этого в машину, — Султан кивнул на скованного наручниками пленного, пристёгнутого в промозглом, холодном помещении к батарее. Тот походил на бухгалтера или мелкого бизнесмена. На нем был серенький дорогой костюм, светло-голубая рубашка, галстук, не модный, но добротный. Султан испытывал сомнения, что это достойная замена Саше Кандагарскому. Но на безрыбье и щуку раком…
— Георгий, Муслим — в машины, — начал давать Султан указания. Он решил двигать на «дачу» — хороший домик, который использовался для хранения пленных, с несколькими сопровождающими. Нужно не менее пяти верных людей, с оружием. Не то чтобы чеченский главарь собирался воевать со своим уважаемым земляком, но подстраховаться стоило. Сельмурзаев порой бывает неуправляемым. В такой момент Султану не хотелось оставаться с ним наедине без доброго ствола за пазухой и без надёжных бойцов за спиной.
— Вперёд! — приказал Султан, плюхаясь на заднее сиденье и захлопывая дверцу «Фольксвагена».
«Дача» представляла из себя деревянный дом с огромными подвалами. Там уже ждал Сельмурзаев.
— Я думал, ты притащишь мне волка, — произнёс с расстановкой, роняя слова, будто отщёлкивал патроны, депутат.
В его глазах застыла такая холодная ярость, что Султан возблагодарил Аллаха за то, что догадался взять вооружённое сопровождение.
— А ты привёз лягушку. — Сельмурзаев пнул ногой трясущегося пленного, которого поставили на колени на холодный каменный пол.
Тусклая лампочка, раскачиваемая сквозняком, играла человеческими тенями на серых, некрашеных бетонных стенах глухого подвального помещения. В углу на полу были пятна крови — следы прошлого разбора.
— Что из тебя можно выжать, жаба? — Депутат пригнулся, взял за жидкие волосы, посмотрел в наполненные ужасом глаза.
— Не убивайте! — захныкал пленный. — Я все сделаю!..
— Посмотрим, на что ты годен…
Голова у Гурвича была пустая и гулкая.
— Ну что с тобой? — Анжела прижалась к нему.
— Со мной все нормально.
— Мальчишечка, ты хоть выпей.
На столике рядом с диваном стояла открытая, почти полная бутылка медовой настойки «Немирофф». Гурвич взирал на неё с отвращением. Ничего не хотелось — ни есть, ни пить, ни говорить. Хотелось сдохнуть.
Девушка что-то ворковала, в чем-то убеждала. Поникший Гурвич вызывал у неё жалость. Но он её почти не слышал.
— Выпей хоть глоток, — Анжела наполнила бокал, кинула туда лёд и протянула ему.
Гурвич послушно проглотил стакан настойки, заел бутербродом.
— Вот и хорошо, — ворковала проститутка. Она обращалась с Гурвичем, как с ребёнком. И желание избавиться от него куда-то подевалось. Он будто становился её собственностью.
Она поцеловала его, потом включила «Тошибу» с плоским, почти метровым экраном, на который заработала своими нелёгкими трудами. Выбрала музыкальный канал.
Динамики взвыли голосом поп-звезды Алисы Ишматовой:
Я тебя обожаю, Я тебя съем. Я тебя зажарю Будешь мой совсем!
— Лёш, я торчу от неё, — Анжела захлопала в ладоши.
— Выключи! — крикнул истошно Гурвич.
Песня ритмом била по мозгам. А тут ещё слова! Кто пишет такие слова! Они будто гвоздями вбиваются в психику!
— Ладно, ладно, — успокоительно заворковала Анжела, переключила телевизор на вторую программу и сделала потише.
— Ты только не беспокойся, мальчишечка…
Странно, он не обижался на это пошлое «мальчишечка». Оно его даже успокаивало.
Программист хватанул ещё настойки. Спиртное лилось горячим потоком по жилам. Он чувствовал себя глубоко несчастным.
Сегодняшний день отнял у него надежду. Он так рассчитывал на эти диски. Он уже предвкушал, как получит их. Как пустит в оборот. И избавится от страха. От преследования. Свершится то, о чем грезилось в последние дни — он станет обычным человеком, а не прыгающим по бугоркам зайцем, рядом с которым бьёт фонтанчиками земля от дроби охотничьих ружей.
— Криминальная хроника, — на экране телевизора миловидно улыбнулась дикторша. — Новые мафиозные войны в Подмосковье. Сегодня около восьми вечера жители подмосковного Реутова были встревожены артиллерийской канонадой. На этот раз исламские террористы были ни при чем. Сводили счёты мафиозные группировки. На месте обнаружен труп Александра Воронцова, больше известного в криминальных кругах как Саша Кандагарский…
Гурвич кинул задумчивый взор на экран. Почему-то его задела за живое эта в мажорном тоне изложенная дикторшей информация. Саша Кандагарский. Наверное, бывший «афганец». Прошёл через войну. Вернулся. А сейчас валяется в судебно-медицинском морге… И он, Гурвич, мог бы устроиться где-то рядом. У них разные судьбы. И попали бы туда по разным делам. И на время стали бы добрыми соседями, перед тем как найти последний приют на одном из московских кладбищ.