Белый павлин. Терзание плоти
Шрифт:
— Смотри, — сказала Эмили, — вон детские домики. А вы знаете, Молли выманивает у Сэма игрушки… хитрая мерзавочка.
Наша парочка снова обменялась взглядами и улыбками. Дальше у пруда, на открытом солнечным лучам пространстве, мы увидели на красном холме ходившую медленными волнами пшеницу. Над нашими головами в солнечном потоке купались жаворонки. Мы продирались сквозь высокую траву. Поле было усыпано первоцветами, желтевшими среди зеленой травы. Мы тащили за собой свои тени по полю, на короткое время застя солнце цветам. Воздух звенел
— Посмотрите на аптечные первоцветы, они все время смеются, — сказала Эмили и откинула назад голову, сверкая темными глазами. Летти шла впереди, наклоняясь над цветами, ступая по земле, как Персефона, вырвавшаяся на свободу. Джордж отстал от нее на несколько шагов, охотился за кем-то в траве. Вот он остановился и застыл на месте.
Бессознательно она подошла к нему, потом подняла голову, сорвав несколько маленьких травяных цветочков, и засмеялась с удивлением, увидев его так близко.
— Ах! — сказала она. — Мне казалось, я одна во всем мире… Какой прекрасный мир… какое великолепие!
— Как будто это Ева на лугу в Эдеме… и тень Адама рядом на траве, — сказал я.
— Нет… никакого Адама, — поправила она, слегка вздрогнув и рассмеявшись.
— Кому нужны улицы из золота, — сказала Эмили, обращаясь ко мне, — если у тебя есть целые поля первоцвета! Посмотри, как они ловят своими чашечками солнечный свет.
— Эти иудеи всегда думают только о золоте, о грязных барышах… они даже небеса сотворили из этого металла — засмеялась Летти и, повернувшись к нему, спросила: — Ты бы не хотел, чтобы мы стали настоящими дикарями, свободными людьми… как лесные голуби… или жаворонки… или чибисы? Не хотел бы ты летать, вертеться в небе, падать вниз и взмывать вверх снова и… ухаживать за подругой на ветру?
Она посмотрела на него. Он покраснел и опустил глаза.
— Смотри, — сказал он. — Это гнездо жаворонка.
Какая-то лошадь оставила отпечаток своего копыта в мягкой почве. Жаворонки нашли эту ямку, устлали ее мягкой подстилкой и отложили там три темно-коричневых яичка. Летти присела, чтобы разглядеть гнездышко. Он склонился над ней. Ветер колыхал головки полевых цветов, заглядывал в гнездышко, чтобы посмотреть на маленькие коричневые яички и затем унестись прочь радостно. Тени от больших облаков посылали им свои послания в виде дождевых капель.
— Я хотела бы, — сказала она, — хотела бы стать свободной, как они. Если ты можешь все положить на землю и не беспокоиться ни о чем, разве ты не обрел свободу, как жаворонки?
— Не знаю, — сказал он, — почему бы и нет.
— О… а вот я не могу… знаешь, мы, люди, не можем… — И она посмотрела на него сердито.
— Почему ты не можешь? — спросил он.
— Ты знаешь, почему мы не можем, знаешь так же хорошо, как и я, — ответила она с вызовом. — Мы должны учитывать реальное положение вещей, — добавила она. Он опустил голову. Он боялся борьбы, а также боялся задавать ей вопросы. Она повернулась и пошла, сшибая ногами цветы. Он поднял цветочки,
— Тебе не нужны твои цветы? — спросил он робко.
— Нет, спасибо… они завянут еще до того, как я приду домой. Выбрось их, а то с букетом в руке ты выглядишь смешно.
Он поступил так, как она посоветовала. Они проходили возле ограды. Дикая яблоня цвела на фоне голубого неба.
— Ты мог бы нарвать мне этих цветов, — сказала она, и вдруг добавила: — Нет, я могу достать и сама, — с этими словами она потянулась и сорвала несколько розовых с белым цветочков, которые приколола к платью.
— Разве они не миленькие? — сказала она и насмешливо засмеялась, указывая на цветочки, — миленькие розовощекие лепесточки. И тычинки, как волосы блондинки. И бутончики, как губки, обещающие нечто приятное. — Она остановилась и посмотрела на него с улыбкой. Потом ткнула пальцем в завязь цветка и сказала: — А результат — дикое яблочко!
Она продолжала смотреть на него и улыбаться. Он ничего не сказал. Так они дошли до того места, где можно было перелезть через изгородь в рощицу. Она вскарабкалась наверх, держась за ветку дуба. Потом она позволила ему снять ее и опустить на землю.
— Ах, — сказала она, — тебе так нравится демонстрировать мне свою силу… настоящий Самсон! — подшучивала она, хотя именно она попросила его своим взглядом, чтобы тот взял ее на руки.
Мы вошли в тополиную рощицу. На самом краю рос вяз. Мириады черных точек утыкали ясное небо. Мириады кистей с чешуйчатыми зелеными плодами.
— Посмотри на вяз, — сказала она, — думаешь ли ты иногда о том, что дерево умирает? Знаешь, почему вяз сейчас так плодоносит?
— Нет, — сказал он с удивлением.
— Он знает, что умирает, и все свои силы бросил на то, чтобы последний раз осыпать землю своими плодами. В следующем году он умрет. Если ты будешь здесь, приходи и посмотри. Взгляни на этот плющ, милый, нежный плющ, который вцепился своими пальцами ему в горло. Дерево знает, как нужно умирать… а вот мы не знаем.
Она мучила его своими причудами.
— Если бы мы были деревьями, увитыми плющом, а не свободными людьми, живущими активной, нормальной жизнью… мы, должно быть, тоже крепко цеплялись бы за свою хрупкую жизнь, правда?
— Полагаю, что да.
— Ты, например, пожертвовал бы собой ради последующих поколений… это напоминает Шопенгауэра… да?.. Ради нового поколения, во имя любви или еще чего-нибудь?
Он не отвечал ей. Это было слишком сложно для него. Они прошли еще немного среди осокорей, с которых свешивались зеленые нити. Вышли на поляну, где росли колокольчики. Летти остановилась, заметив у ног лесного голубя. Он лежал на грудке, наполовину распластав крылья. Она взяла его в руки. Его глаза были залиты кровью.