Берег мародеров
Шрифт:
– Да, может, оно и так.– Большой уверенности в его голосе не слышалось.
Позже мы узнали, что объявили воздушную тревогу. Радио и телефон вышли из строя одновременно, и это дало нам возможность продолжить разговор, пока посетитель ходил на станцию, чтобы снова попробовать дозвониться.
Большой Логан искусно уклонился от беседы о владельце «Карильона», даже не потрудившись объяснить, почему он заинтересовался этим человеком. Мы пропустили по рюмочке за счет хозяина и, потолковав немного о войне, покинули кабачок.
На улице Большой Логан сказал:
– Пойдем-ка лучше поговорим с Тедом Морганом.
Морган был пограничником из береговой охраны, и я понял, что мой спутник чувствует себя не очень уверенно. С хозяином кабачка он не стал делиться своими подозрениями, так что в деревушке об этой истории знать никто не будет. Ему определенно хотелось получить подтверждение своему выводу
Пограничник считался в округе человеком проницательным, но когда меня представили ему, я засомневался, так ли это и может ли он сравниться в проницательности с Большим Логаном. Однако во всем, что касалось отношений с властями, деревенские рыбаки непременно обращались за советом к Моргану, поскольку он знал толк в таможенных предписаниях и бланках, которые им надо было заполнять. Так уж у них повелось.
Большой Логан рассказал ему все. Слегка расставив ноги и заложив большие пальцы рук за свой кожаный ремень, он, казалось, заполнил собой всю хижину. Когда Логан говорил, бородка его ходила ходуном. По сравнению с ним маленький валлиец, сидевший за письменным столом перед оптической трубой, и впрямь казался крошечным. Когда Логан умолк, я почувствовал, что Морган не очень верит ему. Он склонил голову набок на птичий манер и забарабанил пальцами по столу.
– Оно, конечно, возможно, – рассудил Морган, метнув взгляд на огромного рыбака.– Возможно... Не далее как вчера я видел милях в шести от берега нечто похожее на лодку серии «У».– Он подался вперед, не вставая со стула.– Только где он мог высадиться?
– А хотя бы в Чертовой Сковородке? – предположил Логан.
– Верно ведь! Только вчера вечером так штормило, что лодка наверняка получила бы пробоину.
– У них есть разборные резиновые шлюпки.
– Ладно, предположим, что в Чертовой Сковородке можно высадить человека с подводной лодки. Но зачем немцам это понадобилось? Наверняка они уже давно заслали к нам всех своих шпионов, которых собирались заслать.
Возражение было весьма резонное. Логан пожал могучими плечами.
– За их действия я не отвечаю,– сказал он.– Возможно, этот Катнер – шпион, и одного из офицеров немецкой подлодки послали на берег забрать у него важную информацию.
Пограничник задумался об этом, ковыряясь зубочисткой в своих мелких пожелтевших зубах. Наконец он покачал головой и сказал:
– Ты же знаешь, у нашего побережья есть акулы.
– Боже всемогущий! – внезапно воскликнул Логан, теряя терпение.– Ты что же думаешь, я не распознаю вонючую акулу, если увижу ее? Это была не акула: слишком уж большое водоизмещение. Это была либо подлодка, либо кит. А если ты думаешь, что с этого твоего насеста можно увидеть кита, тогда тебе лучше немедленно подать рапорт об отставке.
Эта вспышка гнева, похоже, совершенно не тронула маленького пограничника. Он продолжал себе барабанить по столу и ковыряться в зубах. Наконец он взглянул на меня и спросил:
– А что вы думаете по этому поводу, мистер Крейг?
Его вопрос поставил меня в затруднение. Я вовсе не был убежден в правоте Логана:
слишком уж невероятным казалось его предположение. С другой стороны, мне не хотелось обижать его.
– Я думаю,– сказал я,– этим делом следует заняться.
Пограничник повернулся к Логану.
– Чего ты от меня хочешь? Чтобы я обратился в полицию?
– Какой толк от полиции,– ответил Логан.– Либо свяжись с Адмиралтейством, либо позвони в Скотланд-Ярд и попроси передать эту информацию в военную разведку.– Только тут до меня дошло, что Логан по возрасту вполне мог участвовать в последней войне. Обычно жители английских сельских районов называют военную разведку «секретной службой».– А если ты не желаешь делать ни то, ни другое, предлагаю решить вопрос на места ном уровне.
– Это каким же образом?
– А таким. Может, ты и прав, говоря, что шпиона не стали бы высаживать с подлодки, и уж тем более на этом участке побережья. Если это немец, его могли высадить, чтобы забрать информацию. А коли так, значит, ему надо еще вернуться с этой информацией на подлодку. Мы должны помешать ему в этом.
– А может, он уже давно вернулся на свою лодку,– заметил я.
– Это прошлой-то ночью? – Большой Логан покачал головой.– Прилив был очень сильный. К тому времени, когда немец добрался до коттеджа и снова вернулся на берег, подогнать лодку к утесам уже было невозможно. Даже в Кэджуите высадиться было бы очень трудно. Я вот что предлагаю. Давайте сегодня вечером подкараулим его на утесах над Сковородкой. Если он придет, мы на месте решим, что делать.
Пограничник задумался.
– Ладно, Логан, – сказал он наконец. – Вы с мистером Крейгом будете поджидать его на утесах. Я возьму двух ребят и стану наблюдать вон оттуда, с мыса,– кивком головы он указал через окно на противоположный мыс, охранявший вход в Кэджуит с юго-запада.– Я полагаю, мы можем взять твою лодку?
Большой Логан кивнул.
– Что за вопрос. И прихвати с собой этот свой старый армейский револьвер, Тед. Он может тебе пригодиться.
Пограничник выдвинул ящик стола и, порывшись в кипе правительственных формуляров и других бумаг, вытащил револьвер. Он задумчиво повертел оружие в руке, словно оно разбудило в нем воспоминания о прежних временах.
– Для шпиономании еще вроде время не настало,– он покачал головой.– И все же, если я прихвачу его с собой, большого вреда не будет.
В половине десятого вечера я встретился с Большим Логаном на тропке над Чертовой Сковородкой. К тому времени я уже знал, что потоплена «Атения», и мучился от нетерпения: хотелось начать действовать, чтобы позабыть о страхе. В этом ощущении, по-моему, заключено губительное для морали воздействие войны. Пока я шел по тропинке от Черч-Коув, в голове у меня складывались самые дикие планы уничтожения подлодки. И только устроившись на вершине утеса и приготовившись к долгому бдению, я впервые подумал о людях на ее борту. И тогда весь ужас гибели «Атении» снова хлынул в мой разум. Журналистика и театр способствуют развитию воображения, а на войне оно – явная помеха. И хотя немцы зверски потопили «Атению», я никак не мог совладать с возникшим во мне чувством сострадания к матросам германской подводной службы, которые разбросаны по морям и которым грозит ужасная и почти неизбежная смерть в стальных корпусах их субмарин.