Берег мародеров
Шрифт:
Большой Логан погладил бородку и посмотрел через проход на меня. Я почувствовал неожиданное возбуждение, чуть ли не ликование. По-моему, Логан догадался об этом: он повернулся к командиру, и его лицо расплылось в широкой улыбке.
– Вы стукнули меня по башке и затащили в свою жестяную рыбину,– сказал он,– а теперь еще хотите, чтобы я вызволил вас из передряги, в которую вы угодили.
– Простите, но это вы втянули нас в передрягу. Или, вернее, вот этот ваш дружок. Мы не договаривались, что нас будет стеречь британский
– Торпедный катер, вон как? – Большой Логан неожиданно щелкнул пальцами.– Ну, черт меня дери! Значит, Тед Морган все же поверил мне. А еще пытался меня убедить, что это была акула.– Он ткнул командира немецкой подлодки своим толстым указательным пальцем под ребра.– Вас выдал не этот джентльмен,– он указал на меня.– Вас выдало то, что ваша чертова посудина всплывала прямо под моей лодкой, когда мы с ним в тот вечер ловили макрель! Акула! Ну, черт меня дери! – Вдруг он расхохотался. Наконец, отсмеявшись и выбившись из сил, он сказал:
– И вот вы здесь. Стоите и таращитесь, а все потому, что помешали рыбалке вот этого господина.– Я думал, у него будет новый припадок, но Логан вдруг посерьезнел.– Знаете, что я сделаю? – спросил он.– Я пойду с вами на сделку. Вы мне – бумаги, которые получили от своего дружка из «Карильона», а я вам – сведения о прибрежных течениях.
Я ждал, что командир ударит его. Он был молод, и Логан вывел его из терпения. Это был симпатичный с виду парень, стройный и поджарый, но у него были прусские черты лица, и, как все пруссаки, он был начисто лишен чувства юмора. Он даже не понял, что его высмеивают.
– Вы пленник,– заявил он, голос его был холоден и отчетлив.– Вы будете делать, как вам говорят.
– Сперва я погляжу, как вы будете садиться на Гэв-Рокс! – ответил Большой Логан и снова зашелся громким смехом.
Рука командира мгновенно дернулась, он шлепнул Логана сперва по одной щеке, потом по другой. Реакция Логана была молниеносной: одним ударом здоровенного кулака он уложил командира на месте. Помощник выхватил револьвер, в его глазах я прочел смертный приговор Логану. Меня в тот же миг схватил сзади кто-то из команды. Но когда помощник вскинул револьвер, другой офицер, появившийся из-за его спины, выбил оружие у него из рук. Это был штурман.
– Не дури,– сказал он по-немецки.– Без него нам отсюда не выбраться живыми.
Он повернулся к Логану и заговорил на ломаном английском:
– На карту постафлен шиснь этот шельтмен и фаш, как и наш. Расве ви нас не помошет? Торпедный катер, она путет шдать нас фесь ночь. Если пы мы могли дрейфовать полмили поберешью, не потерпеф афария, мы могли пы фсплыть. Тогда мы пыли пы порядок.
– Я уже сказал этому офицеру,– отвечал Логан, указывая на распростертую фигуру командира,– на каких условиях я готов вам помогать. Море всю жизнь кормило меня, и я не побоюсь принять от него смерть, пусть даже в какой-то там доблестной жестянке с сардинами.
– Он говорит и от моего имени,– добавил я.
С моей стороны это был небольшой героический жест, ибо при мысли о смерти от удушья я почувствовал приступ дурноты. Я полагаю, что большинство людей, обладающих каким-никаким воображением, страдают легкой формой клаустрофобии, но должен сказать, что фраза Логана о доблестной жестянке с сардинами попала в самую точку. Штурман, в облике которого, как я догадался, сохранилось гораздо больше человеческого и который, следовательно, куда лучше разбирался в психологии, тут же поймал Логана на слове и принялся приводить командира в чувство. На это ушло несколько минут, так как в удар Логан вложил весь свой вес.
Наконец командир, пошатываясь, поднялся на ноги, но он был так оглушен, что прошло еще несколько минут, прежде чем штурману удалось заставить его осознать положение. А осознав, он пришел в ярость.
– И ты еще набираешься наглости торговаться со мной! – закричал он, поворачиваясь к Логану, но держась на сей раз подальше.– Ты всходишь на борт этого корабля в качестве пленного, ведешь себя как сумасшедший, бьешь командира, да еще рассчитываешь на фантастических условиях обменять свою информацию!
Он что-то приказал матросам, трое из них окружили Логана. Он сохранял невозмутимое спокойствие, но его серые глазки забегали по проходу, соизмеряя расстояния и возможности. Дело было дрянь. Штурман, между тем, продолжал тихим голосом урезонивать командира. Это были совершенно разные люди: штурман – коренастый и плотный, с круглым красным лицом, свидетельствовавшим о долгих годах морской службы: командир, напротив,– типичный наци – вспыльчивый, властный, жестокий. Все-таки штурман, похоже, добился своего, так как командир повернулся к Логану и сказал:
– Если вы поможете нам, мы высадим вас и вашего спутника на берег, как только появится возможность.
Я представил себе поверхность моря, вздымающиеся утесы, Кэджуит и лежащие за ним поля. Какой радостью было бы вырваться из этого кошмарного мирка машин, отдающего маслом, жаркого и душного. Одно слово Логана, и мы были бы спасены. Он бросил взгляд на меня. Во мне, казалось, восстало что-то упрямое и несговорчивое. Я покачал головой. Он кивнул и улыбнулся.
– Нам нужны бумаги,– сказал он.
Командир резко повернулся к нему.
– Вы их не получите, уразумейте это.
– Тогда их не получит и ваше командование,– спокойно ответил Логан.
Если человек совершенно сбит с толку и им в то же время овладевает ярость, смотреть на него неприятно. Я гадал, сколько же еще выдержат его нервы, учитывая, что служба на подводном флоте беспощадно их расшатывает. Для многих командиров субмарин в последней войне напряжение оказывалось непосильным.
Наконец немец достаточно овладел собой и сказал: