Берег тысячи зеркал
Шрифт:
— Нет, — собравшись, отвечаю, смотря прямо ей в глаза. — Нас развела моя свекровь.
— Что значит: развела? Без твоего согласия? — женщина складывает руки на груди, ее тонкая аккуратная бровь приподнимается, а миндалевидный разрез глаз сужается.
— Без моего, — что-то подсказывает: нужно говорить правду.
— Какие странные законы в вашей стране.
— У вас… — я только заикаюсь, но встретив прищур женщины, умолкаю.
— У нас все серьезнее. Было, — она добавляет, а я улавливаю невольную ухмылку в уголках ее рта. — Ты не хотела развода? — продолжает
— Да, — отвечаю правдиво.
— Ты до сих пор любишь его?
— Почему… — внутри поднимается негодование. Почему она задает такие личные вопросы? — Зачем вам это знать?
— Потому что мой сын в тебя влюблен, и сегодня познакомил со своей дочерью. Это для тебя не веская причина моего маленького любопытства?
Слишком хитрая. Надежда Викторовна в сравнении с этой женщиной — глупая и недалекая дурочка. Что же мне ответить? Солгать? Она точно заметит вранье. Сказать правду? Зачем? Почему я должна отвечать, если не собираюсь продолжать отношения с Саном, а приехала сюда только потому, что он настоял. Не более. Но так ли я уверена в этом? Могла ведь отказать наотрез, но не сделала этого. Сдалась, когда снова увидела, опять ощутила рядом, заглянула в свои черные зеркала.
— Соврать вам не удастся, — решаю говорить прямо. — Но и открывать правду не имеет смысла. Между нами с Саном нет никакой любви. Всего лишь мимолетная увлеченность, которая повлекла слишком серьезные последствия. Не удивительно. За все нужно платить. Прямо сейчас, я расплачиваюсь за то, что поддалась эмоциям, и забыла свое место. Мне жаль, что из-за моих необдуманных поступков, он оказался в таком шатком положении. Поэтому я здесь, и потому прилетела. Исправить то, чему стала виной.
Она слушает внимательно. Не перебивает, а я не знаю, что еще сказать, чтобы она прекратила молчать. Тишина и ее взгляд, в совокупности, производят леденящее впечатление.
— Молодость, — вдруг произносит женщина. — Ты еще такое дитя. Как и Сан. Вы оба… еще слишком молоды, но уже прошли через жестокость в жизни. Жаль.
Дитя? О чем она? Мне тридцать один. В моем возрасте искоса смотрят из-за отсутствия детей, семьи и самодостаточности. Но видимо, я не понимаю того места, куда попала.
— Ты хорошо поела? — дальнейший вопрос женщины вводит в ступор. Как можно вот так менять тему? — Еда, наверняка, не привычная. Прости, но другой нет. Я не знаю, что едят…
— Все было очень вкусно, — быстро возражаю, но женщина машет отрицательно головой, а поднимаясь, неожиданно прикасается к моей руке, и шепчет, наклонившись ближе:
— Не надо, Вера. Ты права в том, что я хорошо вижу ложь. Думаю, Сан привезет что-то более знакомое. Он поехал с Джеха в магазин своего друга. У Ки Шина есть то, что будет тебе по вкусу. Я набрала ванну, поэтому пойдем. Душ для мальчиков. Девочкам после такого сложного дня нужна ванна с благовониями. Пойдем. Поднимайся, Вера. Поднимайся.
Она тянет меня за руку, не обращая внимания на возражения. Поднявшись, снова осматриваю стены дома, а повернувшись к окнам, неожиданно спрашиваю:
— Вы живете здесь одна? С Ханной? Откуда тогда знаете…
Женщина отпускает мою руку, а встав рядом, всматривается в закат над морским горизонтом.
— Я прожила здесь долгую жизнь. Видела очень многое из того, что не хотела бы видеть. Когда была молода, в порту часто останавливались иностранные суда. Я работала в управлении, и обязана была знать новый, и такой чужой язык.
Наблюдая за ней, слушая тихий, и в этот раз шелестящий голос, я решаюсь продолжить:
— Как… Как мне вас называть? Простите, это глупо конечно, спрашивать только сейчас…
— Хи. Просто Хи, Вера. Называй меня так, — отвечая, она проворачивается лицом, и наши взгляды встречаются.
В ее глазах отражается золото заката, а на покрытом тонкой россыпью морщин лице, появляется мягкая улыбка. Первая, с того момента, как я переступила порог этого дома.
— Пойдем. Они скоро приедут, а ничего не готово. Надо убрать во дворе, и тебе дать отдохнуть с дороги. Пойдем, Вера. Я покажу тебе, где ты будешь ночевать, и ванную комнату. К сожалению, она смежная, но надеюсь, тебя это не стеснит. Проходи.
Она старается быть вежливой. Со всех сил скрывает свое отношение, чтобы не обидеть? Или ей действительно плевать, что я вторглась в дом ее покойной дочери? Наверное, мне в жизни не доводилось встречать таких женщин. Это логично. Хи первая кореянка, с которой я говорю. И даже неплохо говорю, учитывая, что ей явно сложно дается английский.
Минуя узкий коридор, осматриваю немногочисленные фото в рамках. Они висят вдоль стен, а рядом с ними, в деревянных уголках, и на балках перекрытий видны странные бумажные наклейки желтого цвета. На них написаны иероглифы, значения которых, я естественно не знаю. Женщина подводит меня к самой дальней двери, а открыв ее, кивает, чтобы я входила.
Небольшая комнатка, по размерам, напоминает коморку. Вся мебель сводится к комодам с множеством выдвижных шкафчиков, и широким трюмо на одной из самых больших тумб. На полу нет ничего, кроме двух толстых одеял, сложенных одно поверх другого. Они лежат под широким окном. Взглянув через него, замечаю пейзаж соснового леса, и склоны гор. Все бы хорошо, но смущает одна деталь. Где кровать?
— Мы спим на одеялах на полу, — читает мысли женщина. — Кровать есть только у Ханны. Сан купил несколько лет назад, когда она начала заниматься балетом. Сказал, что в столице модно обставлять комнаты детей на западный манер.
Вскинув брови, киваю. Женщина тем временем, открывает дверь справа. За ней ванная комната, с огромной купелью, что удивляет, учитывая размеры самой спальни. Войдя, улавливаю аромат чайной розы и соснового леса.
— Теперь, думаю, мне пора тебя оставить. Сан сказал, что твои вещи уже в комнате. Видимо, он положил их в шкаф. Ты его найдешь без труда. Полотенца и все необходимое здесь, — она отодвигает один из ящиков, указывая на стопку полотенец.
Рядом на туалетном столике стоят баночки, очень похожие на косметику по уходу за волосами. Видимо этой ванной пользуется малышка.