Берег тысячи зеркал
Шрифт:
Видимо разговора не будет. Она его не хочет. И не услышит меня.
— Почему ты опять сбегаешь? — зло перебиваю ее. — Почему снова пытаешься закончить все так, чтобы выглядеть виноватой? Зачем пытаешься вызвать гнев?
Вера умолкает сразу. На ее нежном лице появляется тень. Черты заостряются, взгляд становится похожим на стекло, которое вот-вот готово разбиться. Его осколки — не стеклянная крошка, а слезы этой женщины. Слезы, которые я видел, и помню.
— Ты знаешь ответ на свой вопрос, — глухо прошептав, она отводит взгляд. — Я его оставила на достаточно видном месте в твоем номере.
Это не разговор. Так не говорят взрослые люди.
— Я не твой муж, —
Ее глаза сверкают злобой, а следом она впервые чеканит со сталью, чем возбуждает больше. Поднимает все инстинкты, и даже не подозревает, с каким огнем играет.
— А я не твоя невеста. Это вранье не изменит того факта, что мы просто трахались, Сан. На эмоциях, под кайфом от свободы. Без обязательств. Ведь и ты, и я, понимали — утром всему конец. Ты улетишь, я вернусь к работе, а потом домой. Но этого могло и не быть. Могло не быть, и потому я здесь. Я собиралась сказать правду в суде. Это и сделала. Потому что из-за меня, ты пошел против приказа, и оказался за решеткой. Тебя едва не посадили. Но хуже всего, что я нагло использовала тебя, чтобы заглушить боль, Сан.
— Прекрати, — не выдержав, почти рычу, рявкнув так, что Вера вздрагивает всем телом. Она испуганно замирает на мне взглядом, а я продолжаю спокойнее: — Это вранье звучит унизительно и жалко.
— Вранье? А ты не врал? — ее шепот заставляет окаменеть. — Ты не унижен тем фактом, что пришлось назвать постороннюю женщину невестой, привести ее в свой дом, знакомить с дочерью, чтобы разыграть спектакль до конца? Это не унижение, Сан? Этого можно было избежать, не пойди мы на поводу у эмоций. Этот подонок Платини хорошо на них сыграл.
— Я сделал это не ради спектакля, — холодно и сухо оборвав ее, смотрю на то, как Вера хватается руками за борт. Она будто опоры ищет. Но намеренно отворачивается от меня? Боится признать, что я прав, — Тебя едва не опозорили, едва не выставили женщиной легкого поведения.
— А это не так? — зло выпалив, Вера поворачивается. — В чем же наврала Сара и Платини? Я читала их показания. Там нет ни капли лжи. Разве это не так, Сан? Разве это не я стала причиной того, что ты не выполнил приказ?
— Ты, — отвечаю холодно и сухо.
Ты причина всему.
— И это ведь я не остановила тебя тогда. Не остановила, и не рассказала, что замужем? Так ведь?
— Да, это сделала ты, — снова подтверждаю ее слова.
— А следом… Что было следом, Сан? Ты знаешь почему я считаю, что использовала тебя? В тот вечер, на банкете, я узнала, что мою жизнь изменили без моего ведома. Опять. Замужество оставалось последней нитью, которая давала надежду, что я справляюсь со всем, и контролирую свою чертову жизнь. Что она еще не до конца сломана. Но я не справилась… — она тихо шепчет сквозь слезы, а я молчу. Не смею и слова проронить, потому что знаю правду. И она ее тоже скоро узнает. — Я не справилась с тем, как моя жизнь разрушилась в один ничтожный день. Всего несколько часов разделило ее на "до" и "после". Утро, когда он вышел в двери с обещанием вернуться, и вечер, когда его привезли едва живого. Я храбрилась до последнего, Сан. Уверяла себя, что это всего лишь временное испытание. Не замечала я этого времени, и того, как оно жестоко ускользало сквозь пальцы. А с ним уходил здравый смысл. Я стала похожа на тень, которая утром просыпается, чтобы вечером уснуть. Вот почему я не хочу здесь находиться. Не хочу, Сан. Потому что он так же знакомил меня с семьей и с друзьями. Знакомил, а потом все разрушилось. И это, — она срывается на злой шепот, а по мне бежит холодный озноб.
Он окутывает все тело, когда я вижу голую боль. Все время в Париже, я хотел узнать, откуда ее столько, но у Монмартра, Вера не раскрыла причин так явно. Не так это выглядело, как сейчас, когда я чувствую ее на расстоянии.
Даже прикасаться не нужно, чтобы ощутить дрожь, с которой Вера продолжает:
— Это как проклятое дежавю. Я вижу тебя, а смотрю на своего мужа, и этого не изменить ничем. Потому я сказала, что воспользовалась тобой. Нагло влезла в твою постель, чтобы вернуть его. Ты понимаешь всю степень мерзости моего поступка? И теперь это привело к еще худшим последствиям. Ты решил, что я приехала к тебе, но…
— Нет, — оборвав ее, я продолжаю, понимая, что обязан это сказать, иначе мы не поймем друг друга до конца никогда. — Я не хотел впутывать тебя в это. Я был против, изначально, и знал, что смогу решить все сам. Не хотел видеть, и уж точно не рассчитывал, что привезу в свой дом. Ты совершенно не вписываешься в картину того, что я привык видеть и ждать от отношений. Но стоило тебя увидеть снова, и все это превратилось в чушь. Я так решил. И я так захотел. Я захотел привести тебя сюда, и я привез. Я захотел тебя в Париже, и я взял то, что хотел. Прости, но не ты одна виновата, что мы переспали. Я тоже принимал участие, Вера. Непосредственное, если ты не забыла.
— Ты с ума сошел, — шепчет, а я киваю.
— Сошел, — и она права. Я рехнулся, потому что готов закрыть глаза на все. Закрыть их на то, что она заведомо пытается выставить себя с самой паршивой стороны, лишь бы я прекратил попытки сблизиться с ней. — Не хочешь нормального разговора. Не будем говорить, вообще. Ответь только на один вопрос. Ответь правдиво, и не оглядываясь на прошлое.
— Сан, — Вера осекает меня, пытается уйти, но я притягиваю ее к себе рывком.
Ее хрупкое тело ударяется в мою грудь, лицо оказывается всего в сантиметре от моего, а глаза становятся еще больше от испуга.
Вера замирает, а я хрипло шепчу:
— Скажи, что не хочешь меня? Давай, соври опять. Потому что, когда я тебя трахал, ты не его имя надсадно кричала сквозь стоны, а мое. Давай же. Лги себе снова. Сбегай. Я отпущу тебя. Я сделал все, что мог, чтобы удержать тебя сейчас, и воспользоваться этим шансом. Ведь его могло и не быть. Ты просто удрала. И потому я намеренно привез тебя сюда. Показал семью. Назвал своей женщиной. Все сделал, чтобы не позволить опорочить твое имя еще больше. Закрыл глаза на твой глупый побег. Я готов смириться со всеми твоими недостатками, которые настолько явны в моем обществе, что их заметит даже ребенок. Да. Мы не подходим друг другу. Это факт, в который я не верил, и пошел на поводу у эмоций. Но мне плевать и на это, Вера. Я действительно хочу тебя. Потому ответь, раз уж желаешь уйти с чистой душой, и закончить все правильно. Как я хотел закончить у Монмартра, когда мы прощались. У тебя действительно нет ко мне никаких чувств? Ты действительно хочешь уйти сейчас? Из-за глупых предрассудков? Потому что я вижу иное, чаги*(милая)… — закончив шепотом в ее губы, впитываю дрожь Веры.
Насыщаюсь ее ознобом, как дикий, ведь знаю — его причина не в страхе. Вера дрожит от возбуждения, ее дыхание вязкое и густое опять, ее взгляд снова обжигает. Все выглядит в точности, как тогда. Я знаю это, а она упрямо открещивается, не желая признавать, что чувствует то же, что и я.
— Ну же, Вера. Скажи, что ты меня не хочешь, — прижимаю сильнее, а она злится.
Вера сжимает челюсти, сводит брови, ее глаза горят, а дыхание вырывается через губы жарким потоком. Вырывается и бьет прямо в мои.