Берлинское кольцо
Шрифт:
Пришлось согласиться:
— Значит, мы не изменились…
Рут наполнила бокалы и, не ожидая гостя, стала пить.
— Это к лучшему. Хотя меняться надо, в чем-то конечно, иначе нас выбросят…
«На свалку, — добавил мысленно Ольшер. — Как выбросили князя. И выбросят многих. Может быть, чей-то час уже пробил». Он подумал не о Рут. О себе…
— Вы меняетесь, баронесса?
— Стараюсь.
— И это вам удается?
— Как видите.
Он тоже пригубил бокал. Выдержал паузу, небольшую паузу, которая дала возможность переменить тему и сделать неожиданный для Рут шаг.
— Вы виделись с князем?
Он
— Да.
— Он назвал вам человека, похитившего пакет на втором километре Берлинер ринга?
— Назвал.
Вино в бокале Рут уменьшалось, но так медленно и так неприметно, что казалось баронесса не пьет, а лишь купает губы в густом напитке.
— Это мой пакет.
Баронесса оторвалась, наконец, от бокала и сделала это с явным неудовольствием. Ей не хотелось говорить, с самого начала не хотелось, но если принудили, пусть пеняют на себя.
— Знаю… Да и кто теперь не знает этого. Но мне вовсе не нужна фамилия того человека… Понимаете, не нужна.
Ольшер поежился: баронесса знала о его сговоре с Галицыным. Несчастный, видимо, все выболтал.
— И вы направили его ко мне.
Рут вернулась к бокалу. Ей надо было скрыть насмешливую улыбку, что появилась на ее губах.
— Почему не дать человеку возможность заработать сотню марок.
— И кто-то третий знал об этом?
— Конечно. Но не думаю, что третьему нужна была смерть князя.
И это она знала. Поистине, все работают лучше, чем я! Прав был Галицын.
— Третий узнал от вас? — решил уточнить капитан.
— Я передала ему наш разговор с Галицыным и тем немного опередила вас. Вы сделали бы то же, Рейнгольд. Признайтесь?
Она миролюбиво, даже с какой-то теплотой глянула на капитана. Ей хотелось утешить его. Он был слишком огорчен, и это огорчение откровенно рисовалось в его глазах, окаймленных золотыми овалами очков.
— Ну, признавайтесь, сделали бы?
— Возможно.
— Господи, к чему увертки! Майор должен был от кого-то получить факты.
— Майор Райли?
— Вы неосторожны, Рейнгольд! — Лицо ее внезапно приняло строгое, даже злое выражение. Такой «шахиню» Ольшер прежде не видел.
— Простите!
— Прощаю великодушно! — Она снова оживилась. — Мой дорогой, дорогой гауптштурмфюрер, как жаль, что вы не заметили моего великодушия тогда… На Ваннзее! Помните? Теплое солнце и золотой осенний песок…
Ольшер не знал, как вести себя. Эта чертова «шахиня» выскальзывала из рук, едва только он пытался помести деловой разговор.
— Как вы нашли майора? — Ольшер вернул баронессу к делу.
— Вы все о том! Боже, я никого не находила. Он нашел меня. И между прочим, не без вашей помощи. Господин гауптштурмфюрер неосторожно обронил фамилию своей бывшей знакомой во время поездки по окраинам Дармштадта. Не отпирайтесь! Ведь я не в обиде на вас… Даже благодарна… — Рут задумчиво посмотрела на бокал, в котором застыло темно-янтарное вино. Она была довольна случившимся.
— И майор не заинтересовался фамилией, нет, не вашей фамилией, а того человека, что взял документы на втором километре? — спросил с затаенным беспокойством капитан.
— Нет.
— Почему же, если не секрет?
— Потому, что никто документов не брал, дорогой Рейнгольд. Просто не брал!
Ольшер мог предположить любой ответ, но не этот — никто не брал? Как то есть не брал. Куда же они делись в таком случае?! Волнение помешало ему ясно выразить свое недоумение, свой протест. Он вскочил с кресла и замахал руками.
— Выдумка! Хитрая выдумка… Но я не позволю… Слышите, не позволю дурачить себя!
Рут взяла со стола бокал капитана и протянула ему.
— Я не узнаю вас, Рейнгольд. Выпейте, это успокоит нервы…
Ей было жаль его, как бывает жаль безнадежно больного человека.
Ольшер отмахнулся:
— Нет! Я достаточно терпел. Мне надоел этот наглый грабеж!
— Выпейте! — твердо повторила Рут. — И возьмите себя в руки. Боже, а я думала мы не изменились!
Он выпил. И губы его дрожали, как тогда в Дармштадте, на допросе у этих «ами».
— Ну, вот… — грустно улыбнулась баронесса. — Истину надо принимать спокойно… Это истина…
— Куда же девался пакет?
— Пакет? Вы имеете в виду черную клеенчатую обертку, прошитую по краям серыми нитками?
Ольшер остолбенело уставился на баронессу — она точно, слишком точно описала вид пакета. Пакет действительно был обшит по краям. И обшил его сам капитан. Серыми нитками, и сделал это дома, ночью…
— Но почему вы говорите об обертке?.. Только об обертке?
Грустная улыбка не сошла с губ баронессы. Кажется, она стала более печальной и жалостливой.
— О чем же еще говорить, дорогой мой гауптштурмфюрер? О чем!
Всего лишь на день задержалась «шахиня» в Альби. Здесь ей предстояло получить разрешение от испанских властей на проезд границы. Собственно, разрешение уже было, но внезапная высадка англо-американских войск о Нормандии и начавшиеся военные действия на Западе повлекли за собой приостановку всех обычных процедур на границе. Потребовалось новое подтверждение из Мадрида и Лиссабона.
Была и другая причина задержки «шахини». Ей хотелось хоть что-нибудь узнать о таинственной птице, летавшей где-то здесь, на юге Франции. Из Вены она выпорхнула, выпорхнула вместе с полковником Ариповым. Штурмбанфюрер Дитрих, которого Рут известила обо всем после конгресса в Индустриальном клубе, просил ее поискать «аиста» в гарнизонах Нима и Альби. Сам Дитрих примчался в Вену для какой-то важной и срочной операции, навестил «шахиню» в гостинице поздно ночью — штурмбанфюрер был очень взволнован и даже огорчен, таким Рут его прежде не видела — и утром вернулся в Берлин. Прощаясь с «шахиней», он между прочим сказал: «Вы сделали очень нужное, но и очень страшное дело. Непоправимо страшное!» Она не поняла Дитриха. Неужели ее рассказ о гибели унтерштурмфюрера на Берлинском кольце, встрече с неизвестным туркестанцем в лесу, а потом в поезде и странном поведении Рудольфа Берга мог так расстроить Дитриха. На нем просто лица не было. Когда она обняла его и стала целовать, жалуясь на безответность своего чувства, штурмбанфюрер снял с плеч ее руки и тяжело вздохнул: «Пришлось застрелить его, — сказал он. — Пришлось…» Рут не угадала кого — «аиста», неизвестного туркестанца или Берга. Впрочем, о Берге она не подумала тогда. Берг был помощником Дитриха.