Бермудский Треугольник
Шрифт:
Веничка Мочалин, приняв подарок, в первый же выходной приступил к изучению наследия индийских мудрецов под восторженные стоны благодарной Надежды. Накануне сессии Великий Балимукха освоил на практике чуть ли не четверть описанных в книге упражнений и только одновременный вывих запястья и смещение ключицы воспрепятствовал его дальнейшему самосовершенствованию. Как в последствие оказалось, теоретические основы плотских утех не способствовали изучению языка просвещённых авторов «Камасутры».
Дядя Вадя
Вениамин завалил язык и ему была предложена переэкзаменовка, однако и вторая попытка осталась бесплодной. Расстроенного Веничку невозможно было утешить. Сама мысль возвращения к героическим будням провинциального управления вызывала в нём приступ стенокардии. Дятлов и Поскотин, как могли, поддерживали его, с ужасом представляя какой пресной станет их жизнь в отсутствие обаятельного, по уши погрязшего в пороках друга. Как известно, худшее имеет обыкновение сбываться. Старшего лейтенанта Мочалина представили к отчислению.
В субботу «Бермудский треугольник» перевозил его вещи из общежития в квартиру, снятую Поскотиным. Выйдя из служебного автобуса, немногочисленная скорбная процессия направилась к станции метро.
— Вот и всё! — грустно промолвил поникший Вениамин, перекладывая из рук в руки стянутый бечевой увесистый свёрток. — Даже жильё искать не пришлось. Как быстро проходит жизнь! — по-стариковски подытожил он.
Мочалин тяжело вздохнул, поставил у телефона-автомата поклажу и, вытащив из кармана сигареты, чиркнул спичкой.
— Не горюй! — попытался поддержать товарища Шурик Дятлов. — Вот скоро Герман станет генералом, вызовет тебя из Тмутаракани и мы снова будем вместе.
— Да-а-а, уж! — с горечью подхватил Венечка. — Может, Гера и станет генералом, да только сомневаюсь, что вспомнит он старого товарища.
— Вы что, в своём уме?! — взвился уязвлённый товарищ. — Мне бы до полковника дотянуть. Ни одного родственника не то что в генералах — среди военных нет! Виданное ли дело стать генералом без «лохматой руки».
Фраза «лохматая рука» вдруг словно обожгла Мочалина. «Как я мог забыть! — воскликнул он, гася сигарету, — Мне же Парамонычу позвонить надо! Только бы он спать не лёг… Две копейки есть?»
Взяв у Дятлова монету, Мочалин опустил её в щель телефона-автомата и, протерев трубку носовым платком, приложил к уху. Зажужжал диск номеронабирателя. «Только бы не спал, только бы не спал!» — повторял он, прислушиваясь к длинным гудкам.
— Да что ж твой Парамоныч, в ночную смену работает, что ли? — не выдержал Дятлов.
— Нет. У них сейчас одиннадцать ночи…
— У кого у них?
— У них, на Дальнем Востоке!
Дятлов и Поскотин недоумённо переглянулись.
— Как же ты в другой конец страны по городскому звонишь? — спросил Шурик.
— Спецномера. В каждом городе есть телефоны, на которые можно дозвониться, набирая московский номер.
Дальше Мочалин объяснять не стал. Две копейки провалились в утробу телефона-автомата, который внезапно заговорил густым басом, заставившим его друзей подтянуться и почтительно прислушаться к рвущемуся из трубки начальствующему рокоту.
— Да!.. Генерал Перфильев, слушаю…
— Вадим Парамонович, это я, ваш племянник Веник… Дядя Вадя, я возвращаюсь домой…
Друзья сиятельного племянника, сочтя бестактным вникать в суть разговоров двух родственников, вежливо отошли на расстояние, с которого был различим лишь голос их друга.
— …Дядя Вадя, решение окончательное… Готовится приказ к отчислению… Сделал всё, что мог… Согласен, — сопливая бестолочь!.. Я говорю, согласен, что я зелёный, ни на что не способный сопляк… Верно подметили: дерьмо и недоносок… В кого такой уродился? Наверное, в бабку, она… Хорошо, не буду молоть чепухи…
Герману и Шурику стало неловко, будто неизвестный генерал с Дальнего Востока полощет почём зря не своего племянника, а их, таких же как он «недоносков», посмевших вступить на стезю разведчиков-профессионалов, так и не избавившись от детской шкодливости и несерьёзного отношения к жизни.
— …Какую, говорите, оценку?… Ах, что это я… Огромное спасибо… Я этот чёртов язык и на тройку не знаю… Хорошо, в следующем семестре… Непременно на «отлично»… Моё слово — кремень!.. Зачем же сразу так — «засунь себе в задницу»?… Слушаюсь!.. Никак нет!.. Ещё не приехала… А как же, — тоскую!.. И вы Надежде Филипповне кланяйтесь… Да что вы! Какие женщины?!.. Так точно!.. Есть!.. Приложу все силы… И вам желаю здравия!
В трубке послышался отбой. Вениамин, стирая пот с лица, повернулся к застывшим в благоговении друзьям.
— Генерал-лейтенант? — полюбопытствовал пришедший в себя Поскотин… — Неужели генерал-полковник? Охренеть!.. Командующий, говоришь?.. М-м-м, Ну и дела! Мне бы такого Парамоныча!.. И что он тебе сказал?
— Да так… Полчаса назад в Институт звонил какой-то член Коллегии КГБ — малость похлопотал…
— Какой-то член… — передразнил его посуровевший Шурик Дятлов. — Каждому бы офицеру по такому члену!..
— Шурик, я не виноват, что у меня дядя работает командующим, — начал оправдываться Мочалин. — Родственников не выбирают… А ещё он передал, что мне «неуд» на «тройку» исправили, строго наказав к концу года стать отличником…
Два товарища смотрели на приятеля так, будто впервые его видели.
— Вы мне поможете вещи назад в Институт отвезти? — прервал их молчание генеральский племянник. — Давайте, поторопимся, пока автобус не отошёл.
Друзья подхватили багаж и бегом понесли к служебной машине, водитель которой уже разогревал мотор.