Бернард Шоу. Парадоксальная личность
Шрифт:
***
И всё же... Пожалуй, не следует упрекать Бернарда Шоу в отсутствии патриотизма к Ирландии - своей малой и первой Родины. Да, патриотизмом, как правило, считают преданность и любовь к своему отечеству, к своему народу и готовность к любым жертвам и подвигам во имя интересов своей Родины. Однако есть немало "истинных патриотов", которые доказывают свой патриотизм только словами, а не конкретными делами. Что же касается Бернарда Шоу, то он прославил Ирландии не словами, а конкретными делами талантливого драматурга и писателя.
Впрочем, помня о склонности Бернарда Шоу к оригинальности и даже парадоксальности мышления, хочется уточнить: конкретные дела знаменитого драматурга всё-таки (и в основном)
7. Б.Шоу. Начало жизни в Лондоне
19-летний Бернард Шоу прибыл в Лондон в апреле 1876 года, - через 4 года после отъезда в столицу Великобритании его матери и двух старших сестёр, и через 6 лет после того, как в Лондоне умер его любимый писатель Чарльз Джон Хаффем Диккенс (1812-1870) - классик английской и мировой литературы, один из крупнейших прозаиков XIX века. Именно по романам Диккенса молодой уроженец Дублина имел общие представления об Англии и её столице. Многие авторы публикаций о знаменитом драматурге отмечают, что Бернард Шоу прибыл в столицу явно не перегруженный ни деньгами, ни вещами. В его руках был лишь небольшой саквояж, а в голове - надежда на то, что Лондон проявит к нему такое же милосердие, как в своё время проявил к Диккенсу, прославив его на весь мир. Однако следует отметить, что Лондон не сразу проявил милосердие и к семье Диккенса. В 1824 году, когда Чарльзу Диккенсу исполнилось всего 12 лет, его отец был посажен в долговую тюрьму, и лишь через несколько месяцев его выпустили на волю, благодаря полученному наследству. Возможно, что в то время Бернард Шоу и не знал о таких печальных событиях из жизни своего любимого писателя, поэтому и верил, что жизнь в Лондоне поможет ему максимально реализовать свои способности.
***
Мать Бернарда Шоу и его самая старшая сестра проживали на Викториа-Гроув, снимая там полдома. Другая сестра умерла от туберкулёза за месяц до приезда брата. Миссис Шоу добывала средства к существованию уроками музыки и получала проценты с небольшой суммы, оставленной ей в наследство дедом. Её дочь подрабатывала пением, кроме того, один фунт в неделю им высылал Карр Шоу - глава семейства, оставшийся в Дублине. К сожалению, Ванделер Ли - учитель музыки и наставник миссис Шоу (а также её бывший любовник) уже не оказывал семье той существенной материальной помощи, которую предлагал в Дублине. Ли, сбрив баки и отпустив усы, открыл на Парк-лейн "певчую лавочку", в которой за приличное вознаграждение брался в двенадцать уроков сотворить из своих учениц очередную примадонну. Безусловно, миссис Шоу уже не могла соперничать с очаровательными девушками, желающими стать, если не примадоннами, то хотя бы любовницами Ли.
Мать и сестра не видели Бернарда более 4-х лет, но вздохнули с облегчением, узнав о том, что он не употребляет спиртное, к которому немало лет проявлял повышенный интерес Карр Шоу. Мать и дочь надеялись, что Бернард, если не сразу, то вскоре устроится на работу в какую-нибудь фирму или контору, где будет получать неплохое жалование, что позволит семье жить если, не припеваючи, то вполне достойно. Но вскоре выяснилось, что Бернард не взял рекомендательного письма из Дублина, по месту своей работы. Через некоторое отец выслал сыну это письмо, где были и такие строки:
"...Мистер Джордж Шоу служил в нашей конторе с 1 ноября 1871 года по 31 марта 1876 года. Он ушел от нас по собственному желанию. Он поступил к нам посыльным, а когда ушел от нас, занимал должность кассира. Этот молодой человек обладает незаурядными деловыми качествами и безупречной аккуратностью. У него очень развито чувство ответственности, и на него всегда можно положиться. Все порученные ему дела он выполнял добросовестно и в срок. Мы расстались с ним с сожалением и будем рады услышать о его успехах...".
Однако радость матери и сестры по поводу такой замечательной рекомендации оказались явно неоправданными - Бернард не спешил устраиваться на работу. Он имел некоторые денежные накопления, сделанные им за последние годы жизни в Дублине, и первые три месяца своей жизни в Лондоне только осматривался вокруг, привыкая к новой жизни. Первым делом он упросил мать выучить его пению. Потом научился, "громыхая басами в нужном темпе, играть в дуэте с сестрой классические симфонии и оратории". Когда сын принялся за свои любимые отрывки из вагнеровского "Кольца Нибелунгов" у матери стали сдавать нервы.
Со временем Бернард Шоу будет сожалеть о содеянном "...Мать ни разу не пожаловалась, но, когда мы уже разъехались, признавалась, что частенько уходила всплакнуть. Как больно казнит меня эта мысль! Учини я даже убийство, и то совесть вряд ли угнетала бы меня больнее. Если бы я мог заново пережить свою жизнь, я посвятил бы себя борьбе за наушники и микрофоны, дабы маньяки-музыканты тревожили звуками одних только себя. В Германии закон велит закрывать окна при игре на фортепиано. Но какой от этого прок ближайшим соседям? Музыкой нужно заниматься только в полностью звуконепроницаемой комнате; в противном случае равняйте эти занятия с уголовным преступлением. Следует также страхом конфискации обуздать громкоговорители...".
Ванделер Ли, несмотря на уже более чем прохладные отношения с миссис Шоу, не утратил нормальных отношений с её сыном. Бернард играл на рояле у Ли на музыкальных вечерах, устраиваемых последним. Это позволило молодому человеку впервые соприкоснувшись с полубогемным музыкальным миром лондонского общества. Некоторое время Бернард также помогал Ли издавать еженедельную музыкальную газету "Хорнет" ("Шершень"), являясь автором большинства статей в ней, а также выполнял обязанности агента по рекламе. Однако в октябре 1877 года, через полтора года после приезда Бернарда в Лондон, "Хорнет" обанкротился и 21-летний ирландец лишился источника своих скромных доходов. Однако миссис Шоу некоторое время утешал возросший интерес сына к музыке. Бернард ходил на многие концерты, на которые удавалось попасть бесплатно или по дешёвым билетам. Посещал он и лондонские музеи, а особенно часто наведывался в Национальную галерею на Трафальгарской площади, куда пускали бесплатно. В это же время он начал заниматься в читальном зале Британского музея, том самом, где Карл Маркс написал большую часть "Капитала".
В течение продолжительного времени Бернард Шоу не проявлял особого желания устраиваться на работу, которая не соответствовала его желаниям и устремлениям. Позднее он откровенно напишет: "Я безотчетно отказывался от всех вакансий... Я был неисправимым безработным. Тянул время, придумывал отговорки, морочил голову себе и людям. Явившись по объявлению, вел себя более чем ненавязчиво... Вспоминаю разговор с заведующим банком в Онслоу-Гарденс - этого мне сосватал один прилипчивый дружок, с которым я как-то пообедал. Разговор шел о возможности "использовать" меня в банковском деле. Я развлекал заведующего блистательно - именно так, хотя само это слово мои благожелательные критики прилепят мне много позднее. Расстались в прекрасных отношениях: заведующий был совершенно уверен, что я без труда подыщу себе что-нибудь еще - служба в банке, конечно, не для меня".
В 1879 году "непрошеной благодетельницей" 23-летнего Бернарда Шоу оказалась миссис Кэшель Хой - писательница и его родственница. Она всё-таки устроила его на работу в телефонную компанию Томаса Эдисона - знаменитого американского изобретателя и предпринимателя. Лондонский филиал этой компании находился в подвалах нескольких домов на улице Королевы Виктории. Бернарда определили в группу монтажных работ и он, целыми днями уговаривал не очень сговорчивых обитателей лондонского Ист-Энда допустить работников компании на их крыши, чтобы поставить изоляторы, шесты и блоки, несущие телефонные провода. Шоу на несколько месяцев обзавелся работой, а став начальником группы, сошелся с американцами. Эти ребята "с удивительной искренностью пели непристойные и жалостливые песни", изъяснялись безобразным языком, "вкладывали в труд дикую энергию, о чем никак не свидетельствовали плоды их усилий", из начальства уважали только американцев, считали Эдисона величайшим гением всех времен и бесконечно презирали своих английских коллег, не терпевших в работе ни спешки, ни понукающих окриков.