Бес в серебряной ловушке
Шрифт:
Несколько минут Пеппо неподвижно стоял, опершись обеими руками о стену, будто сдерживая надвигавшуюся на него угрозу. Потом медленно выпрямился.
А ведь Алонсо говорил кое-что еще. Годелот велел беречь его «подарок». Несомненно, ту самую ладанку, пасторский талисман, случайно украденный Пеппо в «Двух мостах». Единственный предмет, по-прежнему связывающий их с тем ужасным днем. Единственную взятую в Кампано чужую вещь. Не ею ли попрекнул тетивщика долговязый, утверждая, что тот «поживился» у несчастного графа? Падуанец уже знал, что неуклюжая серебряная вещица не открывается, плотно запаянная, однако внутри что-то глухо постукивает.
Поколебавшись еще
Лотте это не понравится. Он велел беречь эту штуку. Да и мало ли что там, внутри. «Бас» в таверне говорил, что граф прятал в замке «дьявола». Странный жилец для ладанки. Но выпускать его как-то не слишком умно. Пеппо нерешительно потряс ладанку, снова слыша тот же стук. Глупая затея. Но других идей все равно нет.
Еще четверть часа тетивщик то брал ладанку в руки, то клал обратно на стол. Как сын своей эпохи, Пеппо был воспитан в почтении ко всякого рода предметам религиозного обихода, и ему все больше становилось не по себе от собственного замысла. Однако страх и бессилие последних минут были куда определеннее суеверного содрогания перед предстоящим кощунством.
Наконец, нерешительно осенив себя крестом, он встал. Осторожно закрепив тяжелый цилиндрик в тисках, ощупал гравировку, выбирая подходящее место. А потом вооружился тонким напильником, склонился над ладанкой, и мелкие зубцы со скрежетом впились в серебро…
Глава 27
Заморыш
– Доктор Бениньо… Ваша милость, господин доктор…
Испуганный голос ворвался в темноту сна вместе с робкими пальцами, теребящими за плечо. Врач глухо застонал, но тут же сел в кровати, закрывая глаза ладонью от огня свечи.
– Что случилось, Тесс? – пробормотал он, уже машинально нашаривая черный халат, похожий на мантию алхимика. Ночные пробуждения были нередки, и он обычно даже не задавал вопросов, бросаясь на зов. Однако вышколенная и хладнокровная старшая горничная сейчас выглядела растерянной.
Минуту спустя Бениньо уже несся к господской спальне, Тесс со свечой спешила следом. Почти оттолкнув дежурного часового, врач ворвался в спальню… и наткнулся на спокойный взгляд герцогини. Та сидела в кресле, закутанная в плед поверх ночной сорочки. Распущенные волосы в беспорядке лежали на плечах и кресельной спинке. Рядом топтался дюжий лакей.
– Доктор, – прошелестела Лазария, – простите… Я не даю вам… покоя. Но эта ночь… бесконечна. Я устала ждать… утра. Маноло, Тесс, ступайте спать.
Порядком сбитый с толку, Бениньо прошагал к креслу и привычно вынул часы, но госпожа нахмурилась:
– Оставьте в по… кое мой пульс, я чув… ствую себя хорошо, как никогда. Сядьте. Мне нужно, чтоб вы запи… сали для полковника Орсо ряд моих рас… распоряжений.
Это тоже не было новостью. Спала герцогиня плохо, ночами часто размышляла о делах и порой вызывала Бениньо для записей. Вот и сейчас он невозмутимо сел в кресло у стола, вооружился пером и обернулся к герцогине:
– Я весь внимание, ваше сиятельство.
Лазария коротко опустила веки, будто кивнула:
– Превос…ходно. Итак, доктор, я разобра… лась в этой нелепой и уродли…вой ситуации. Сама не… пойму, почему так долго блуж… дала в трех соснах. Все ведь проще… простого.
Хотя герцогиня ничего не поясняла, Бениньо сразу понял, о какой «уродливой ситуации» идет речь, и ощутил холодок тревоги. В спокойствии Лазарии сквозила какая-то новая, непривычная ему нота, а врач слишком хорошо знал
– Один… надцать лет назад я… возомнила себя судьей. Я судила Джузеппе Гамаль… яно и приго… ворила его к смерти, решив, что имею на это пра… во и что его жизнь дешевле моей. Я ошиб… лась, и Господь указал мне… мое место. Погибли невинные лю… ди, а моя болезнь не отступила. Теперь же я… знаю, что мальчик жив. – Она перевела дыхание, и ее голос окреп. – Я ничего… не могу исправить. Но могу попыта… ться что-то искупить. А посему запиши… те. Полков… нику Орсо надлежит разыскать юношу. Возможно скорее, пока… я в рассудке. Все расхо… ды на его усмотрение. Утром составите приказ… для казначея. Джузеппе нужно доставить сюда. Ко мне. Вместе… с его частью Нас… ледия. Я сама… расскажу ему все и отдам ему… Треть, добытую в день смерти… его семьи. Затем… полковник даст ему… пистоль. И пусть на сей раз мальчик… судит. Он может меня пощадить. А может казнить. Вне зависимости… от его выбора… он волен уйти отсюда без препятствий. Такова моя… воля. Бениньо… составьте все по форме. Утром… свидетели и печать.
Все. Врач замер, не замечая, как чернила капнули с пера, растекшись по бумаге неопрятной кляксой.
– Сударыня, – вымолвил он, стараясь говорить на обычный манер, твердо и рассудительно, – вы уже несколько недель в смятении. Не дайте чувствам брать верх. Опрометчивые решения подчас ведут к страшным последствиям.
– Верно, – отсекла Лазария, – мне ли… не знать. Я уже… принимала такие.
Врач хотел что-то добавить, но герцогиня поморщилась:
– Бениньо… Я бы не хотела… просто приказывать… вам. Вы вправе… понять. Я уже… десять дней не сплю. Вы скажете… это просто нервная выходка. Причуда. Я знаю, я… невыносима. Как все калеки. Пусть так. Пусть это прихоть. Театральный… жест. Но я устала от этой… борьбы. Я уже давно пытаюсь… убедить себя, что все еще надеюсь. Но я уже стара для… самооб… манов. Стара той ветхой и линялой занавеской, которая… раньше была моей душой. Я хочу покончить… с этим. Всё против… меня. Судьба. Бог. Время. Так хоть сыграю… напос…ледок в справедливость.
Раздался хруст, и Бениньо вздрогнул, растерянно глядя на обломок пера в руке.
– Не беда. Возьмите… другое, – спокойно велела Лазария.
Врач вытянул из корзинки на столе новое перо, но все еще колебался. Ему отчего-то казалось, что стоит записать эти невообразимые указания, как они тут же станут неизбежной и чудовищной явью. Но герцогиня выжидательно смотрела на него, и Бениньо обмакнул перо в чернильницу.
– Ваше сиятельство, – окликнул он, внутренне сжимаясь, – это все тот проклятый портрет. Вы будто вложили в него свое отчаяние, и оно ожило, нависло над вами какой-то отвратительной тенью. Такое бывает, человеческое сознание порой шутит жестокие шутки. Умоляю, позвольте, я сожгу портрет. Завтра мы снова поговорим. И если вы будете непреклонны – я подчинюсь вам.
В глазах Лазарии мелькнуло удивление:
– Какой… портрет? О господи! Я… вовсе забыла о нем. Чушь какая. Доктор, я… сама интересуюсь… всякими новомодными веяниями… в науке. Но на сей раз… вы перегнули. Хоть я и развалина, но демонов своих… пока держу в узде.
– Тогда тем более позвольте его сжечь!
В голосе герцогини послышалось замешательство:
– Пожалуйста… если вам… угодно. Я его даже не видела. Заснула… пока отец Руджеро… трудился над ним. Вот ведь… пустяк.
Врач встал и двинулся к секретеру. Вслед порхнул хриплый смешок: