Бесчувственные сердца

Слоан Харпер

Я бросаю взгляд на Торна, прежде чем продолжить, беспокоясь, что он не справится с разговором о Томми, но вижу, что он спокоен и внимателен.

— Ладно. План. Мы хотели открыть совместную практику. Изначально до помолвки он собирался сделать это один, а я должна была отправиться работать в скорую помощь. Через несколько лет у нас было бы двое детей, несколько кошек и микроавтобус на подъездной дорожке, — я вздыхаю, потому что оставшаяся часть истории не такая привлекательная. Однако, это то, что я приняла и оставила в прошлом — благодаря доктору Харт. — Я должна была обратить внимание на знаки, понимаешь? Лондон перестала разговаривать со мной примерно через год после помолвки. До этого всё было напряжённо, но

не так критично. За восемь месяцев до свадьбы Томми начал постоянно жаловаться и огрызаться на меня из-за малейших глупостей. Из-за вещей, которых, по его мнению, мне не хватало. Начиная с того, как я одеваюсь, и, заканчивая тем, какая я была… эм, в постели. Меня это не так беспокоило, как то, что он сравнивал меня с Лондон. Что мне не хватало того, что было у неё. За четыре месяца до свадьбы он сбросил на меня бомбу и признался, что ему сделали вазэктомию. Кто так делает? Кто прикрывается деловой поездкой, а сам остаётся в городе и делает вазэктомию, не сказав об этом женщине, с которой ты строишь своё будущее? Будущее, в котором были запланированы дети. Во всяком случае, теперь я понимаю, что те отношения, которые были между нами, были нездоровыми. Даже если бы у них с Лондон не было романа, мы с Томми никогда бы их не сохранили.

Он молчит. Его рука на моей ноге становится всё тяжелее, словно свинец, по мере того, как молчание затягивается. Да, он сказал, что хочет знать о Томми, но его действия не совсем подтверждают это.

— Торн, я...

— Для тебя важны дети?

Я хмурюсь на него, сбитая с толку. Его вопрос ставит меня в тупик. Из всего, что я сказала, я меньше всего ожидала услышать это. Я мысленно прокручиваю то, что рассказала ему о Томми, и у меня в голове загорается лампочка.

— Если я скажу «да», это будет для тебя нарушением сделки?

— Это как посмотреть. Если я скажу тебе, что не хотел бы испортить ребёнка, передав ему то дерьмо, из которого сделан сам, для тебя это будет нарушением сделки?

Воздух вырывается из моих лёгких, моё тело дёргается назад на сиденье, его слова словно удар прямо в грудь — прямо в сердце.

Из дерьма, что он сделан? Боже мой! Я понимаю, почему он так думает — я действительно понимаю — особенно после всего, что он рассказал мне о своей жизни до встречи с Харрисом. Но факт того, что я понимаю, из-за чего он так думает, не уменьшает боль в моей груди. Ведь я знаю, что он не видит человека, которого вижу я.

— Я… я не уверена.

Он вздыхает.

— Мы новички, Ари, но даже в этом случае мы прочны в том смысле, что наши с тобой маленькие шаги закончились несколько недель назад, и возможность, что мы расстанемся, уже не вариант. Мы новички, но не совсем. Вещи, которыми мы поделились друг с другом? Только два человека знают о моём дерьме, и я уверен, что не многие знают о твоём. Это многое говорит о том, насколько велико то, что у нас есть. Ты изменила мой взгляд на вещи, на многие вещи, о которых я никогда не думал, что изменю своё мнение. Но я не уверен, что дети это то, отношение к чему, я бы поменял даже из-за твоей красоты.

— Понимаю, — бормочу я.

И я действительно понимаю. У него не было семьи, как у меня в детстве. С двумя родителями, которые так любили друг друга, но ещё больше любили своих детей. Детство, которое заставило меня хотеть только одного — подарить то же самое собственным детям. Смогла бы я отказаться от этого? Смогла бы я отказаться от того, чего всегда хотела, если это означало, что я никогда не потеряю Торна?

— Как я уже сказал, — продолжает он, включая поворотник и выруливая на стоянку, — мы новички в отношениях, если учесть, как мало времени мы вместе, но в то же время и нет, потому мы столько всего пережили, чтобы добраться сюда и остаться здесь. Теперь у нас нет ничего,

кроме времени, Ари. Два месяца назад я бы высадил цыпочку на автобусной остановке, если бы этот разговор вообще начался, но ты другая. Ты стоишь этого. Не позволяй этому терзать тебя. Я не позволю своим проблемам помешать мне выслушать тебя чуть позже, и ты будешь беспристрастна, даже если я не смогу дать тебе этого. Ты подумаешь об этом, я подумаю об этом, и я обещаю, что не убегу от этого разговора, если ты пообещаешь не убегать от меня снова, потому что ты переживаешь из-за этого.

Я отстегиваю ремень безопасности и киваю.

— Обещаю.

Он открывает дверцу и вылезает из машины, но снова опускает голову.

— Хотя, наверное, стоит вспомнить о презервативе, когда я буду трахать тебя в следующий раз.

Он подмигивает, шутя и пытаясь поднять мне настроение, и закрывает дверь.

Тем временем я стараюсь не беспокоиться по поводу его слов.

От моего внимания не ускользает, что, несмотря на то, что это был довольно тяжёлый разговор, на самом деле это не конец света. Он наполняет меня. Он действительно делает это. Если я чувствую это уже сейчас, когда у меня есть только он, может быть, его действительно будет достаточно, чтобы я не чувствовала пустоты без детей. Тем не менее, я всё ещё чувствую нутром, что было бы обидно не подарить миру больше людей, похожих на Торна.

Когда он открывает дверь с моей стороны, я вылезаю с его помощью, помня о коротком подоле моего платья. Я разглаживаю юбку, когда встаю, и понимаю, как хорошо мы подходим друг другу. Он притягивает меня к себе, и я оставляю свои мысли позади. Моё платье — такое же серое, как и его рубашка, только со светло-розовыми цветами — выглядит идеально рядом с ним.

— Тебе нужен твой телефон? — спрашивает он, указывая подбородком в сторону машины, где я оставила телефон в подстаканнике.

— Я в порядке, милый.

Мне никогда не нравилось быть тем, кто больше времени уделяет своему телефону, а не людям, с которыми ужинает. Кроме того, я знаю, что мой телефон в безопасности в его машине с тонированными стёклами.

Он кивает, потом берёт мою ладонь в свою. Сильная. Тёплая. Всё сразу. Он не ослабляет хватку, ведя нас в ресторан с лёгкостью, словно привык к тому, что рядом с ним женщина. Но я знаю, что это не так. Мы просто действительно подходим друг другу без особых усилий. Даже когда я спотыкаюсь, когда мой каблук попадает в дырку на тротуаре, он мгновенно оказывается рядом, чтобы удержать меня.

— Я принимаю таблетки, ты же знаешь, — тихо говорю я прямо перед тем, как он открывает дверь.

Его рука застывает, дверь чуть приоткрывается, и он смотрит на меня.

— Не самое подходящее время говорить мне, что нам не нужны презервативы, детка. Не тогда, когда я ни хрена не могу с этим поделать.

Я пожимаю плечами.

— Полагаю, это то, чего стоит позже ждать с нетерпением.

Никакой тяжести от нашего разговора не осталось. Мы не забыли об этом, но видя, как он выглядит почти беззаботно, без этой его суровости на лице, я чувствую удовлетворение. Он придерживает дверь, жестом приглашая меня идти первой, целует в висок, прежде чем я успеваю пройти мимо него, затем вновь берёт меня за руку и следует за мной.

— Привет, ребята, — здоровается Пайпер, вставая с места, которое располагается у двери, своего рода ресторанная версия зала ожидания.

Я отстраняюсь от Торна и обнимаю её, сразу же замечая напряженную улыбку.

— Ты в порядке?

Она не отвечает, отстраняясь и отступая. Я смотрю через её плечо и вижу Мэтта, стоящего позади неё со своим отвратительным, вездесущим хмурым взглядом.

Прекрасно. Придурок Мэтт сегодня здесь.

— Мэтью Скотт, позволь представить тебе Торна Эванса, — я смотрю на Торна и улыбаюсь. — Торн, милый, это Мэтт.