Бесчувственные сердца
Шрифт:
Все слова, которые хочу сказать, просто исчезают, когда я вижу, как она смотрит на меня вот так.
Её ноги сжимаются вокруг моего тела — единственный намек, который я улавливаю, прежде чем её пятки глубоко впиваются в кожу над моей задницей, и она подтягивается, держась за мою шею. В одну секунду я пытаюсь найти способ не потерять контроль, а уже в следующую она насаживается на мой член, глубоко принимая каждый его дюйм, добившись того, что ей было нужно. Рёв, который вырывается из меня, когда она скользит своим жаром по каждому гребаному дюйму моего члена, должен был разбить стеклянные стены вокруг нас.
Я перемещаю руку на её затылок, удерживая там и убеждаясь, что её голова не ударится о стену, когда начинаю грубо врезаться в неё пару мгновений спустя. Её крики наслаждения продолжают усиливаться, и я чувствую, как моё собственное ворчание вибрирует во мне. Каждый раз, когда я погружаюсь глубоко внутрь Ари, мои яйца бьются по её телу. Ощущения от всего этого заставляют меня сжимать колени, чтобы сохранить равновесие.
Её киска пульсирует.
Её ногти впиваются мне в спину, плечи и шею. Везде.
Её грудь подпрыгивает, когда она изо всех сил пытается отдышаться. Она яростно дёргается, когда я глубоко вхожу.
Пока трахаю её, я осознаю, что это отличается от всего того, что я чувствовал прежде. Даже несмотря на то, что это дико и грубо, это гораздо больше, чем просто трах. Когда я толкаюсь в неё, она встречает меня толчком за толчком, наши тела движутся как одно целое. И наш танец чертовски великолепен, когда мы достигаем пика.
— Торн! — кричит она, и я толкаюсь глубже, вращая бедрами, затем опускаю руку между нами и сжимаю её клитор между пальцами.
Когда она начинает кончать, влага, стекающая по моим яйцам, не имеет ничего общего с льющейся водой из душа по моей спине. Ослепительный порыв моего собственного оргазма заставляет меня упасть на колени в середине кульминации. Ари вскрикивает, её ноги сжимаются во время моего падения, и это только толкает меня глубже, когда я приземляюсь. Я наклоняю голову вперёд и кусаю её за плечо, когда ощущение становится слишком сильным. Я никогда не забуду звук, слетающий с её губ. Её киска начинает сокращаться, останавливая мои движения, и я понимаю, что она снова кончает. Пол в душе невыносимо давит на колени и голени, но я даже не думаю о том, чтобы двигаться, когда рай всё еще обнимает меня, сидя на моем члене.
Я не смог бы выйти из её тугой киски, даже если бы захотел. И я этого, конечно же, не делаю. Я опустошаю себя в неё, чувствуя, как она все еще переживает свое собственное удовольствие.
Тогда я благодарю Бога за то, что вся эта красота принадлежит мне.
Глава 24
Сожаление вышло из-под контроля.
Единственное, что осталось — это глубоко укоренившийся страх, не похожий ни на что, когда-либо испытанное Сожалением. Все это время Сожаление не просто вспоминало, нет… Оно так долго пыталось найти путь назад, чтобы исправить всё, что было разрушено.
Сбежать из тюрьмы,
Сожаление больше не чувствовало счастья от забытых дней.
Оно больше не могло вспомнить, когда человек, которого Сожаление так сильно любило, делал то же самое в ответ.
Сожаление больше не могло припомнить той жизни, в которой дьявол не пировал бы, решая, какие части он мог бы успешно разрубить или вырезать.
Всё, что у него осталось — это страх, беспокойство и почти несуществующая искра надежды, которую Сожаление прятало от злого зверя.
Что касалась Горя, его единственная передышка была тогда, когда Сожаление вернулось к своему плану, в котором страдание было слишком сильным спутником, чтобы его можно было вынести.
Однако Горе помнило одну вещь… как оплакивать жизнь, которую Сожаление так глупо отбросило, потому что слабость и страх склонились перед лицом ужаса. Без какой-либо борьбы.
Сожаление, Горе, Страх и Боль.
Теперь у них было кое-что общее.
Комната, которую они делили в доме дьявола.
И каждый день новые, кровавые слёзы капали из плоти внутри этой комнаты.
Да, Сожаление действительно вышло из-под контроля.
Потеряло контроль, цепляясь за этот крошечный кусочек надежды. Хотя Сожаление понимало, что, возможно, было слишком поздно, чтобы это принесло хоть какую-то пользу.
Глава 25
Мы опаздываем.
Я никогда не опаздываю.
Никогда.
Опаздывать — это фишка Пайпер. Не моя.
— Они поймут, почему мы опоздали, — вздыхаю я, ёрзая на сиденье.
Боль, которую я сейчас ощущаю, не имеет ничего общего с тем, что сегодня я несколько часов провела за работой.
— И, что?
Я оборачиваюсь, вздыхая.
— И, что?
Он смотрит на меня и усмехается, давая понять, как он собой гордится, а затем снова переводит взгляд на дорогу.
— Знаешь, если бы я физически не ощущала то, как хорошо ты постарался, чтобы заслужить право на такое дерзкое поведение, я бы сейчас не считала его таким привлекательным.
— Даже если бы ты этого не ощущала, Ари, ты всё равно бы считала это чертовски привлекательным.
Я хмыкаю и скрещиваю руки на груди.
Он прав — и он это знает, — но я не собираюсь кормить дерзкого зверя, подтверждая его слова.
— Малышка.
Я открываю глаза, поворачиваюсь и изучаю его. Он переоделся в тёмно-серый легкий джемпер. В ту же секунду, как он вышел из гардеробной, я предупредила его, что, возможно, в нем ему будет немного жарче, чем в рубашке с закатанными до локтей рукавами, в которой он был ранее. Вдобавок ко всему, он надел тёмные джинсы, которые сидят на нём как влитые. Я пустила слюни. Он просто рассмеялся и направился в ванную, чтобы проделать что-то со своими волосами, после чего они всегда смотрятся идеально. Когда он вернулся в спальню, выглядя и пахнув как рай, я почти позвонила Пайпер, чтобы отменить ужин. Почти.