Беспризорники России
Шрифт:
– Это мои братики… они пришли от самого фронта с нейтральной полосы. Там всё разбито…
– Большевики?
– Ну и глупый ты, Петропавловский…
– С вами поумнеешь. Все большевики – евреи драпнули, всех увезли их в тёплые страны, а вас на фронте оставили. С вами будешь умным. Отец мне рассказывал, как большевики их на Кубани раскулачивали и убивали.
– Пошёл ты со своим отцом и большевиками, знаешь куда… если бы я знала, какой ты, я бы ещё тогда, когда мы учились не сидела с тобой за одной партой и не подсказывала, когда ты ни
«Да-а, тут совсем всё по-другому, – думал Валерка, – вот и погулять можно… и санки не отняли… даже эти, полицаи, которых можно не бояться. Мышко послал пузатого куда следует – и всё..».
Ребят догнал сын старосты.
– Хочешь, я принесу вам еды? Вчера отец зарезал корову, у нас есть мясо и есть хлеб.
– Спасибочки, – сказала Женя.
– У вас беженцы, смотри твои братья – доходяги, – не унимался Мышко.
– Ты бы побыл на нейтральной полосе, да столько прошёл пешком. Небось, морда покосилась…
– Ишь, чего захотела, задавала несчастная. Кольку твоего угнали немцы. Отец мой говорил ему: «Иди в полицаи», не захотел. Теперь больше пользы принесёт немцам, и за сто грамм хлеба, и кружку кипятка будет вламывать!
Он шёл следом. Женя остановилась у калитки, пропустила ребят. С силой захлопнула её у самого носа Мышко.
– А я не к тебе шёл, – заявил староста, – я к Зелёному иду, – он шмыгнул в соседний двор.
Забора почти не было. К слегам кое-где прибиты штакетины, а, может быть, штакетины эти – остатки от забора.
Женька рассказала матери, что староста хвалился, что отец его зарезал корову.
– Так у них две, – ответила тётя Дуня, – когда скот угоняли от немцев, отец Мышка сумел увести коровок. С приходом гитлеровцев в услужение подался. Придёт расплата. Ты с этими негодяями не водись, – наказала она Женьке.
– Я и не вожусь, – ответила та.
К вечеру погода стала портиться. Похолодало. Солнце спряталось в тучи. Женька опять взяла букварь, чтобы учить малыша чтению. А когда стемнело, мать уложила детей в чистые постели. Сквозь дрёму Валерке не раз казалось, что вот-вот мать начнёт его будить, чтобы, набросив на себя какую-нибудь одежонку, остальное, прихватив с собой, бежать в погреб, прятаться от обстрела. Он долго не мог уснуть и слышал, как среди ночи тётя Дуня с матерью куда-то ходили.
Он проснулся от холода. Форточка была открыта, неприятный запах чего-то палёного, несмотря на открытую форточку, стоял в комнате. Валерка встал, прошёл на кухню.
Перед плитой на скамеечках сидели мать и тётя Дуня. Заслонка была отодвинута, яркое пламя освещало пространство у плиты. Знакомая картина напомнила Стандартный посёлок. Ночами мать суетилась у плиты, чтобы приготовить к утру чего-нибудь покушать. И сейчас они, на длинных досточках, которые держали по очереди перед огнём, а потом скоблили ножами, тоже что-то готовили к завтраку.
– Ты почему не спишь? – заметила родительница. – А ну-ка, марш в койку.
– Фу, как здесь нехорошо пахнет, – сказал Валерка.
– Спать!..
– Там открыта форточка, холодно.
– Я сейчас приду, закрою, быстро в постель.
Пришлось подчиниться. На улице бог знает что творилось: бушевала такая метель, – временами в открытую форточку, ветер задувал облако снега, оно кружилось у потолка, рассеиваясь по комнате.
– Зима вернулась, – сказала шёпотом мать, постояла у окна, но форточку не закрыла, а, подоткнув под бока сына со всех сторон одеяло, набросила ещё сверху пальто.
– Спи… – Она посмотрела, как спят остальные, и тоже накрыла всех. Форточку оставила.
Ветер нет-нет, да и задувал, словно сам он имел лёгкую пуховитость и белый цвет.
Полог в кухню был приподнят, тянуло палёной шерстью, малышу хотелось пойти и разобраться: чем они всё-таки занимаются, почему не спят…
К утру затих ветер. Морозило. Шёл снег, крупный, густой, и в пасмурном, сером дне не было угнетающей безысходности, с которой часто начиналась жизнь там, на нейтральной полосе.
Он удивился, что его кормили завтраком одного. Не было Жени и Вовки. Нина сидела на тёплой лежанке, играла с куклой. Мать поставила перед малышом миску с холодцом, положила лепёшку: «Не зря мы пришли к тёте Дуне, а то бы там убило нас, или с голоду опухли», – мелькнула нехитрая мысль в детском воображении.
Он не мог логически связать вчерашнее упоминание Мышко о том, что его отец корову зарезал, ночную возню у плиты и едкий запах палёной шерсти. Ясно было, что полицаям, предателям всех мастей живётся и при фашистах не худо, остальные, брошенные по независимым от властей причинам, вынуждены – выживать.
Позавтракав, малыш собрался спросить у матери о Вовке и Жене, как на крыльце затопали и в кухню влетел Вовка.
– Мам, мы привезли хорошего угля. В мешок высыпали целых два ведра, еле дотащили! – восторженно заявил он.
Тётя Дуня, сидевшая у окна и чинившая протёртые задники у Валеркиных бурок, отложила работу.
– А вас никто не видел? – спросила она.
– Там такой снег, и – ни души. Мы с Женькой санки в сарай затащили.
– Пойду посмотрю, – она накинула платок, – детей турнут, поймают, пинка дадут, сумку или ведро отберут. Смотря кто из полицаев на дежурстве. Взрослых – в шомпола, а то и в концлагерь… – поясняла тётя Дуня матери.
Она ушла с Вовкой. Малышу не терпелось тоже пойти на улицу. Бурки не были готовы. Было ясно, что Женька и Вовка совершили нужное дело, но не совсем понятно, почему тётя Дуня недовольна и поругивает дочь:
– Вот попробуй без спроса пойти ещё раз. Получишь у меня, – сердилась она.
– Мам, а мы с Вовкой действовали по-соображаловке. В такое утро все полицаи дрыхнут, а снег, – никаких следов. Зато у нас есть чем топить.
– Чтоб больше не самовольничала. Далеко ли до беды! – строго сказала тётя Дуня.