Бесштановый переворот
Шрифт:
Так что я предпочел мысль, что Бзылдюк каким-то боком повинен в том, что мне пришлось голым задом светиться во всяких разных местах. Ведь на любое событие можно смотреть под разными углами…
Не без труда я отыскал комнатушку новоявленного министра. Бзылдюк уже улегся, но не спал, ворочался, бормотал что-то невнятное.
— Так, говоришь, призраков не бывает? — Без всяких преамбул вкрадчиво поинтересовался я.
— Ой, ай! Кто здесь?!
— Ужас, летящий на крыльях ночи. — Как они мне надоели все со своими дурацкими вопросами.
Бзылдюк усиленно завертел головой в поисках говорящего. Я решил облегчить ему задачу,
Колдунишка впал в ступор. Глазенки остекленели, рот приоткрылся, давая дорогу струйке слюней, весело побежавшей по подбородку. Говорить он, как и полагается в подобных состояниях, временно разучился. Воцарилась тишина. Почти мертвая. Только доносились некие звуки, о происхождении которых не хотелось даже догадываться. Это его организм по-своему реагировал на испуг. Благо, что под одеялом.
Я дождался, когда взгляд Бзылдюка стал более осмысленным, и начал допрос:
— Говори, почему предал принцессу?
— К-кол-лдун. Т-тот самый. Т-так…, это…, - заикаясь, начал Бзылдюк, видимо дар речи возвращался постепенно, — как п-полагается. Долг каждого юпалтынца докладывать о любых происках против короля.
Учитывая местный менталитет, вроде как логично, но не совсем.
— А разве Пальпулькидра что-нибудь замышляла?
— А вдруг?
Тоже не поспоришь, здесь и за меньшие прегрешения, чем объявить себя законной наследницей, отправляли прямиком в пасть Глоталки или Жевалки, в зависимости от статуса обвиняемого.
— А почему же ты тогда ждал несколько лет, а не сразу бросился сообщать кому следует?
Уличенный в преступлении Бзылдюк, захныкал:
— А потому что меня никто не любил! Ни Валакала, ни Лайва, ни Паля, когда подросла! Даже кухарка и служанки только хихикали надо мной, и никакой взаимности!
Еще одна низменная жертва высоких чувств. Оказывается, виновата неразделенная любовь. Это он пусть мозги пудрит тому, кого в зеркале увидит. С офигенным натягом еще можно было поверить, скажи он, что всю жизнь безответно любил кого-то одну (и то не повод для подлого предательства), а тут перечислил весь женский контингент баронства. Обыкновенный похотливый козел.
— А здесь пытался когда-нибудь встретиться с принцессой и ее тетушкой?
— Нет! Никогда! Почти…
— Рассказывай.
— К ним нельзя совсем приближаться. Только несколько стражников имеют право. И обслуга. Однажды не утерпел, хотел только одним глазком взглянуть. Ранехонько утром отправился в запретное крыло. С рассветом. Все в это время спят. Надеялся, что и охрана дремлет. Подкрался почти до самой темницы. Вдруг из закутка мужик огромаднейший как выскочит, голый весь, только шлем на башке и в руках меч, глаза бешеные! Я еле ноги унес…
Во, как. Еще одно доказательство того, что, на первый взгляд, абсолютно несуразные поступки имели смысл и совершались весьма своевременно. Насколько я понял, голый огромаднейший мужик с бешеными глазами — никто иной, как тот «привет» от Пали, который она мне послала в самом начале славных дел, вместо того, чтобы просто переместиться ко мне, разбудить и откровенно поговорить, на что тогда я и рассчитывал.
И кабы не этот, как в то время казалось, дурацкий поступок, еще неизвестно, как бы все сложилось в дальнейшем. Если бы Бзылдюк вместо знойной мадамы, к коей пылал низменной страстью, узрел бы старую каргу, под образиной которой приходилось скрываться Валакале, то непременно заложил бы предмет своего вздыхательства. Естественно, он не прибежал бы к королю с криками, мол, там ведьма. Ведь сам-то поперся на запретную территорию, но, думаю, нашел бы безопасный для себя способ заложить Валакалу. Уж дюже хитрый, сволочуга! Ведь умудрился же до сих пор оставаться живым, да еще и выбиться в придворные колдуны и получить министерскую должность, хотя по обыкновению узурпатор отправлял всех чародеев (сам того не ведая) в Страну Второго Шанса.
Я еще задал Бзылдюку несколько вопросов. Оказалось, что это он посоветовал Кульдульперпуксу, вместо того, чтобы физически устранять всяческие слухи об объявившейся претендентке на престол, тем самым их раздувая, наводнить столицу новыми слухами, один нелепее другого, в коих весть о принцессе благополучно затерялась, как очередная брехня. Да, хитрый, изворотливый, подлый гад.
— А зачем ты сегодня подбивал короля на убийство Пальпулькидры?
— А вдруг она и взаправду настоящая?! Мне ж тогда — конец! А при этом короле я весьма неплохо устроился…
— Слушай внимательно, Бзылдюк! — Я решил хорошенько постращать гаденыша, дабы он не вмешивался в ход событий, мало ли что удумает. — Ни о каких убийствах даже не помышляй! Вообще ничего не предпринимай! Из своей конуры до завтрашнего дня носа не показывай. Тебе под страхом жутчайшей смерти запрещено до конца церемонии вообще с кем либо разговаривать, даже с королем! А если тот что-нибудь спросит, отвечай только одно слово: «Хау». Иначе, я тут же приду за тобой, — я скорчил зверскую физиономию, поклацал зубами и порычал для убедительности, — и не будет тогда тебе покоя даже после смерти! А пока живой, помни, не все призраки одинаково бестелесны!
Я не стал оригинальничать и повторил то, что уже говорил Кульдульперпуксу, да и узурпатор уже доводил до своего придворного чародея данное изречение. А в доказательство своей материальности на сей раз я не стал прибегать к оплеухам и затрещинам, как намеревался ранее. Сама мысль о прикосновении к этому мерзкому типу вызывала отвращение, да и из-под одеяла начал явственно распространяться запах страха. Так что я ограничился лишь тем, что сильно пнул стоявший рядом с ложем ночной горшок (благо, пустой), отчего тот ударившись о стену, разлетелся брызгами мелких осколков. Хотя, данный сосуд Бзылдюку в ближайшее время уж точно не потребуется. Все свои надобности он уже справил, без всяких там специальных приспособлений.
Я не стал досвиданькаться. Просто укрыл голову плащом и удалился с чувством выполненного долга. А Бзылдюк вновь впал во временную парализацию, только слышались непотребные звуки, свидетельствующие о том, что из колдунишки выходят остатки страха…
Вот и наступил, так называемый, последний и решительный… День. Конечно, я понимал: весь замысел держится на волоске. Чуть что не так — и все потуги коту под хвост. Даже не так. Всем котам под хвосты. И кобелям под приподнятые лапы.
Остаток ночи я скоротал возле узилища Пали и Валакалы. На всякий случай. Даже умудрился поспать. Причем ни грамма не опасаясь, что просплю что-нибудь важное, потому как улегся прямо под дверью, как верный пес.