Бессмертный огонь
Шрифт:
— Она сказала, что с тобой у нее получается лучше, — ответил Катсуо. — Цитирую: «Эми показывает слишком хорошие примеры, и мне приходится поднапрячься, чтобы не отставать».
Эми рассмеялась.
— Мне стоит извиниться перед ней при встрече?
— Неа, — они ехали среди других машин, и Катсуо восхищенно рассказывал, что она с Кику запланировали на время отпуска. Вскоре он свернул с шоссе, через минуту они устроились на небольшой парковке у железнодорожной станции. Он выключил двигатель и повернулся к Эми с серьезным выражением лица. — Ты будешь в порядке, Эми?
Она
— Да. Будет весело.
Он заерзал.
— Думаешь, в этот раз будет… иначе?
Печаль впилась в нее.
— Нет. Но мне все равно нравится приезжать.
— Да? — его тон смягчился. — Ты… сама не своя, когда возвращаешься. Неделями.
— Я буду в порядке, — она выдавила улыбку.
— Напишешь мне, когда доберешься? И каждое утро? Я буду проверять телефон.
Она вскинула бровь.
— Разве твоя милая жена не обеспокоится, если я буду писать тебе каждый день, пока вы в медовом месяце?
— Она тоже за тебя переживает, — он вздохнул. — Не пропадай со связи, ладно.
— Хорошо.
— И будь осторожна. Особенно… там.
— Буду, — пообещала она и открыла дверь.
Они выбрались, и Катсуо вытащил ее чемодан из багажника. Он повез его по платформе и ждал, пока она покупала билет. Они обсуждали класс новичков, пока ждали поезд.
Небольшая группа пассажиров заходила на поезд, Эми обняла его.
— Спасибо за поездку. Катсуо. Развлекись и передай Кику от меня поцелуй.
— Хорошо. Береги себя, Эми.
Она помахала на прощание и зашла в поезд. Она выбрала место в пустом купе и устроила чемодан под ногами. Выглядывая из окна, она смотрела, как Катсуо возвращается к машине и уезжает, спеша к жене. Вскоре поезд поехал, и Эми, одна в купе, прислонилась спиной к сидению.
Катсуо говорил, что она была сама не своя неделями, возвращаясь из ежегодной поездки. Он думал, она была подавлена, когда приезжала, но это было не так. Не совсем так. Просто требовалось время, чтобы влиться в темп жизни, которую она старалась прожить как можно лучше.
Столько всего изменилось за эти семь лет.
После солнцестояния она вернулась в храм Шион. Три недели там были пыткой. Уже не камигакари, она не хотела быть и мико, не хотела вообще быть связанной с храмами, ками и всем этим.
Чтобы забрать ее из храма, Катсуо снял квартиру в Кигику и забрал Эми с собой. С финансовой поддержкой Ишиды и храма Шион она поступила в университет и попыталась начать жизнь заново.
Неделями казалось, что это невозможно. Месяцами это было утомительно, причиняло боль. Она ожидала, что умрет в день солнцестояния, а получила будущее без планов, еще и пустое. И угрызения совести за то, что она не радовалась дарованной жизни, полученной дорогой ценой, чуть не свели ее с ума.
Катсуо поддерживал ее месяцами борьбы и горя, и со временем она смогла встать на ноги. Эми нашла интересы в академии, особенно, в истории и религии, и она принялась за учебу и работу.
Первые пару лет Катсуо надеялся, что ее сердце исцелится, и она сможет увидеть в нем не только друга. Но когда Эми смогла снова ощущать жизнь, их дружба стала слишком крепкой, в ней не было места романтике. А потом он встретил Кику, и Эми была
Около четырех лет назад Катсуо с Кику переехали в их квартиру. Эми пригласила Мияко, с которой стала общаться за год до этого, жить с ней, и первокурсница колледжа с радостью согласилась. Они делили небольшую квартиру, и Эми давно уже жила без поддержки храма Шион. Она получала стипендию, работала. У нее было больше хобби и дополнительных занятий, чем она могла справиться, и много друзей, кроме Катсуо, Кику и Мияко. Она стала независимой и умеренно успешной двадцатипятилетней женщиной.
Она пыталась. Она старалась жить по полной.
За окном поезда улицы города сменились фермами, Эми склонилась и открыла карман на камке. Она оставила на месте новый красный дневник, а вытащила потертый коричневый. Она погладила обложку и открыла.
В конце она описала все, что произошло с ней за последние сутки жизни камигакари богини. Это она написала последним. Это был дневник камигакари, а теперь она была человеком.
Обычно она хранила дневник в тумбочке у кровати. Каждую ночь, описав события дня в новом дневнике, она брала старый и читала последние страницы, где описала все, что произошло с ней с первого дня в храме Шираюри. Она каждую ночь освежала воспоминания, снова переживала события.
Она обещала и не собиралась нарушать обещание.
Катсуо все еще помнил основные события, знал все, что произошло, но не мог вспомнить ёкаев и ками, которых встретил. Он больше не знал их лиц, порой забывал имена, пока Эми не напоминала ему. Он сказал, что с каждым годом это все больше казалось сном. Без нее он мог бы давно все забыть.
Когда она закрывала глаза, она не могла представить Сарутахико. Она помнила об Узумэ только длинную косу рыже-каштановых волос. Она помнила светлые волосы Сусаноо с темно-синей прядью, сапфировые глаза, тонкого дракона с молнией, сияющей между чешуи. Она не помнила его лица.
Но одно лицо она помнила. Помнила все детали, каждую мелочь. Его голос звучал в ее памяти, порой очаровательно урчал, порой был жестоким и беспощадным, порой мягким шепотом, и она почти ощущала, как его губы задевали ее ухо.
Она не забыла его. Каждый день Эми думала о нем, вырезая драгоценные воспоминания глубоко в душе снова и снова. Она не забудет его.
Она посмотрела в окно. Он сказал, что отпустить его было нормально, но она не могла даже думать о таком. Она не забудет его или необычный мир ками и ёкаев, в который заглянула, увиденную магию, красоту и чудеса, которые испытала.
Устроившись удобнее, она прижала потрепанный дневник к груди, затерялась в дорогих воспоминаниях, а горы проносились за окном.
Час спустя поезд остановился, и Эми вышла с несколькими пассажирами. Ее прочные ботинки топали по деревянной платформе, пока она катила чемодан к улице. Крохотный город Кироибара был тихим, полуденное солнце согревало ее кожу. Она дышала свежим горным воздухом.
Закатав длинные рукава блузки до локтей, Эми неспешно шла по городу, улыбаясь прохожим. На северной окраине она пошла по извилистой тропе. Впереди к горизонту тянулись горы, дикие, нетронутые людьми.