Бетагемот

Уоттс Питер

Белые глаза, утопленные в плоти и крови. Белые глаза, насмехающиеся в схемах неокортекса Мири.

Белые глаза, несущие огонь, воду и несметное число катастроф на головы невинных по всей Северной Аме­рике. А возможно, и по всему миру.

И обе пары глаз звали Лени.

— Вы... — начала Така.

Лени, — Слово, Ставшее Плотью, — покачала головой.

— А ведь и в самом деле, нам надо идти.

ПРИНЦИП ПРОСТОТЫ

Ахилл разводил экзорцистов, когда узнал, что его по­дозревают.

Настоящая эквилибристика, черт побери. Если сделать этих уродцев неизменными, они не смогут адаптировать­ся; тогда даже вымирающая фауна, ошивающаяся в каком-нибудь жалком уколке сети, прожует их и выплюнет. Но если дать генам свободу, отдать мутацию на откуп случайности, то существует большая вероятность, что уже через несколько поколений программа забудет о своем задании. Естественный отбор отсеет любые предзаданные императивы в то самое мгновение, когда те войдут в конфликт с инстинктом выживания.

Стоило выставить баланс неправильно, и агент за­бывал о миссии и переходил на сторону врага. А тому помощь была не нужна. «Мадонны» — или шредеры, или Золотые рыбки, — за много лет они приобрели нема­ло мифических имен, которые произносили только ше­потом, — уже и так зажились в этом гнойном болоте, опровергнув все прогнозы. А не должны были; они кодэволюционировали лишь с одной целью — служить ин­терфейсом между реальным миром и виртуальным, быть рупором для супервидового сообщества, действующего как коллективный организм. И когда большая его часть погибла, когда вымерло девяносто процентов фауны Во­доворота, «мадонны» должны были умереть — ибо как жить лицу, если тело отправилось на тот свет?

Но они плюнули на логику и выжили. Они измени­лись — точнее, изменялись, — превратившись во что-то намного более самодостаточное. Чистое. С чем даже экзорцисты Дежардена едва могли справиться.

А потом «мадонн» стали использовать в военных це­лях. В желающих недостатка не было. Страны Мадонны, доморощенные террористы, хакеры из культов смерти — все они выпускали их в систему быстрее, чем естествен­ный отбор уничтожал, а без надежной физической инфра­структуры у любого действия есть предел. Лучшие войска в мире не протянут и минуты, если забросить их на зы­бучий песок, а кроме песка, Северная Америка сейчас не предлагала ничего: несколько сотен изолированных крепостей, державшихся из последних сил, чьи жители были слишком напуганы, для того чтобы выйти и по­чинить оптоволокно. Разлагающаяся электронная среда обитания не давала шансов ни фауне, ни человеческим программам, но дикари развивались со скоростью сто генов в секунду и по-прежнему обладали адаптационным преимуществом.

К счастью, Дежарден обладал талантом к экзорцизму. На то существовали причины, не все из них были широко известны, но результаты его работы не оспаривал никто. Даже неэффективные и лицемерные тупицы, спрятавши­еся на другой стороне мира, отдавали ему должное. По крайней мере они, укрывшись за баррикадами, каждый раз аплодировали, когда Ахилл запускал в жизнь новый пакет контрмер.

Правда, как выяснилось, они не только не аплоди­ровали.

Его не посвящали в их дела — да и в принципе не должны были, — но Дежарден был достаточно хорош и суть уловил. Пустил «гончих» по следу: те рыскали в спутниковой связи, вынюхивали случайные информаци­онные пакеты, выискивая цифровые оригами, которые могли — после расшифровки, разворота и глажки — со­держать слово «Дежарден».

Похоже, люди считали, что он терял хватку.

С этим Ахилл смирился. Никто не смог бы набрать лучшие результаты в схватке с агонией всей планеты, и, если последние месяцы он лажал чуть больше, чем обычно, количество неудач у него все равно было го­раздо ниже среднего. Дежарден превосходил любого из тех идиотов, которые тихо ворчали на телеконферен­циях, совещаниях и разборах полетов после очередного фиаско. А фиаско на этой войне случались все чаще. И все правонарушители знали, насколько хорош Де­жарден; ему приходилось постоянно вертеться, лезть из кожи вон, иначе кто-нибудь из Патруля тут же на него наехал бы.

Тем не менее. Обстановка менялась, появились не­приятные звоночки. Обрывки зашифрованных перего­воров между ветеранами из Хельсинки, новобранцами из Мельбурна и статищейками среднего звена из Нью-Дели. Недовольство и постоянные просьбы Веймерса, самого короля симуляций, который настаивал, что в его прогнозах должна быть какая-то переменная, вносящая в них хаос. И...

И прямо сейчас несистематический обрывок беседы, вырванный из эфира миньоном Дежардена. Всего пару секунд длиной — из-за засоренного спектра и динами­ческого переключения каналов было практически невоз­можно схватить больше, не зная начальное число, — но, похоже, сигнал связывал двух «правонарушителей» в Лон­доне и Мак-Мердо. Потребовалось сорок секунд и шесть вложенных «байесов», чтобы превратить околесицу во внятную английскую речь.

— Дежарден спас нас от Рио, — спустя несколько мгновений поделился своим профессиональным мнени­ем мистер Мак-Мердо; говорил он с индийским акцен­том. — У нас было бы в десять раз больше потерь, не отреагируй он вовремя. Как все те люди слезли с Трипа...

Мисс Лондон:

— А откуда ты знаешь, что они слезли?

Ирландские обертоны. Как соблазнительно.

— Погоди. Они без всякой причины напали на боль­шую часть...

— А откуда ты знаешь, что без причины?

— Разумеется, без причины.

— Да почему? Откуда ты знаешь? Может, они увиде­ли угрозу для общего блага и попытались ее остановить?

Драгоценные секунды быстротечного обрывка, потра­ченные на удивленное молчание. И наконец:

— Хочешь сказать, что...

— Историю написали победители. Историю Рио. А ина­че откуда мы узнали, что именно хорошие парни одержали победу?

Конец перехваченного сообщения. Если у Мак-Мердо и был ответ, то поделился он своими соображениями на другой частоте.

«Однако», — подумал Дежарден.

Чушь собачья, конечно. Версия о том, что двадцать один филиал УЛН одновременно пустился во все тяжкие, была едва ли более правдоподобной, чем та, в которой из повиновения вышло лишь Рио. Женщина из Лондона была правонарушительницей, но идиоткой она не была. Она имела понятие о том, что такое принцип простоты. Она попросту морочила голову бедному господину из Мак-Мердо, дразня его.

Но Дежарден все равно задумался. Он уже привык к титулу Человека, Остановившего Рио. Тот часто выру­чал его и ставил вне подозрений. И то, что были люди, которые хоть на секунду, но ставили его подвиг под со­мнение, раздражало.