Бейкер-стрит на Петроградской
Шрифт:
Блок, читая вслух этот рассказ, рыдал и говорил: «Гениально!»
Большевики, впрочем, вместе с Горьким сожалели об «искажении идеально-человеческих чувств». А сам Рутенберг обиделся на упоминание в рассказе грязных ногтей на немытых ногах.
Между тем Зинаида Гиппиус назвала героя рассказа «обыкновенным андреевским дураком». А Лев Толстой припечатал: «Слабо, психологически неверно, много лишнего...»
Я понимал, что сегодня выражать симпатию к террористам грешно.
Помог Иван Алексеевич Бунин. В одном французском издании я наткнулся на его письмо, в
Вот тогда у меня возникло решение, диаметрально противоположное нашей трактовке пушкинской «Пиковой».
Я придумал «перевертыш», схему набоковской «Лолиты»: вместо молоденького очаровательного революционера в фильме появляется поношенный, траченный жизнью экстремист.
Однако он оказывается девственником из-за своего революционного фанатизма: недосуг было прислушиваться ни к зову сердца, ни к зову плоти.
Его «учительницу» по части прелестей любви я сделал молоденькой девушкой. Это было типично для русских публичных домов, где девочки начинали с тринадцати лет («Яма» И. Куприна), а наша героиня тянула лет на шестнадцать-семнадцать. По роли она была гораздо глубже, умнее и опытнее бомбиста-революционера.
На эту роль я пригласил молоденькую Ксению Качалину, студентку ВГИКа (мастерская С. Соловьева). А роль террориста-девственника сыграл Олег Янковский. С Олегом до этого мы уже не раз работали, и на предложение сыграть вариант «Лолиты» он сразу откликнулся.
Единственный раз в жизни мне удалось снять весь фильм по порядку, сцена за сценой за четырнадцать дней.
Позже я узнал от актрисы Людмилы Шевель, что в Одессе в это же время она снималась в двух сериях телефильма «Ночь безумных» по тому же рассказу Л. Андреева. Но о самом этом фильме мы так никогда и ничего не слышали.
Проект «Русские повести» был показан по франко-германскому культурному каналу «Арте» и получил хорошие оценки в европейской прессе. Что не могло не радовать наших парижских заказчиков...
ПУБЛИЧНОЕ ЛИЦО
Дядя, пропусти «тех, кто любит кино»!
– Метания между Ленинградом и Москвой начинаются.
– Джульетта Мазина как первое испытание.
– Ага, перестроились!
– Пятый съезд.
– Все нормально, но как-то тревожно.
...1982 год. Я — худрук творческого объединения по производству телевизионных фильмов на «Ленфильме», снимаю «Пиковую даму»...
Неожиданно обо мне через двенадцать лет после «Лета в Бережках» вспоминает родное ленинградское телевидение, приглашает вести передачу «Для тех, кто любит кино».
Программ было мало. Всякий телеведущий сразу оказывался на виду. Я это поздно понял.
«Дай пройти, дядя! — слышу в трамвае. — Пропусти тех, „кто любит кино“...»
И громкий смех.
Или: «Скажите, на ком женат Боярский?» — Это ко мне на улице подлетела веселая девушка.
Так я стал «публичным лицом». И это было неприятно.
Передачи были ежемесячные, много времени не отнимали, стали популярными.
А осенью 1986 года по завершении последнего, пятого фильма о Шерлоке Холмсе «Двадцатый век начинается», в самый разгар крушения старой кинематографической системы — пленумы, съезды, отставки — мне звонит редактор Центрального телевидения Галя Скоробогатова и зовет вести «Кинопанораму». Это-то после Каплера!..
— Я ленинградец... Это нереально.
— Подстроимся...
Так впервые в моей жизни начались метания между Москвой и Ленинградом, которые продолжаются и по сей день.
Первым серьезным испытанием на «Кинопанораме» была для меня беседа с Джульеттой Мазиной.
Встреча состоялась в гостинице «Советская». Я нервничал из-за своего английского, весьма далекого от совершенства. Но к счастью, рядом оказался прекрасный переводчик с итальянского и известный киновед Георгий Дмитриевич Богемский. Так что беседу практически вел он.
Великая актриса привезла в Москву фильм своего мужа Федерико Феллини «Джинджер и Фред». Но разговор шел не о кино, а о России и Италии.
Передо мной сидела женщина, абсолютно лишенная и той фальши, какая бывает в кинозвездах, и того апломба, с которым общаются актрисы, что уже прописаны на киноолимпе как великие и неповторимые. А ведь Мазина к тому времени уже без малого полвека была неоспоримой звездой первой величины. Для этого хватило «Ночей Кабирии» и «Дороги», снятых в начале 1950-х... Мы говорили о простых вещах: о природе, любви, о детях и собаках... Очень мало людей на свете (тем более в кинематографическом мире), с которыми можно увлеченно и подолгу говорить о простых вещах. То ли дело — о сложных...
...Сидели вороны на проводах, мирно беседовали. Пьяный мужик шел мимо, стукнул палкой по столбу.
Слетели вороны, закаркали, потом опять сели.
«Ага, — закричал мужик, — перестроились!»
Перестройка забрезжила всё в том же 1986 году.
11 января умер наш славный товарищ и коллега Илья Авербах.
Очереди за водкой и бензином становились многодневными.
В конце апреля случился Чернобыль, а 15 мая в Большом Кремлевском Дворце начал работу V съезд кинематографистов Советского Союза.
Позже кинорежиссёр и сценарист Андрей Смирнов скажет: «Своя своих пожраша!»
А старейший кинодраматург Анатолий Гребнев назовёт этот съезд позорным.
Талантливый киновед и критик Сергей Добротворский напишет незадолго до своей смерти в статье «Кино, которое мы потеряли»: «...Оно учило не читать чужих писем и не стрелять в белых лебедей, отдавать деньги за краденые автомобили нуждающимся детям или тому, что только у дятла не болит голова о чужой беде. То есть не самым плохим вещам, а если эти вещи и выглядят сегодня ложно, то лишь потому, что идеал недостижим, а рай гораздо легче построить на экране, чем в реальности...»