Без чувств, без эмоций, выжить
Шрифт:
Публичный дом… публичный дом… дом… порно…
— Слушай. — возник в голове голос кучерявого хакера. — Запоминай. — Продолжал голос. — Четыре…
Так и засыпал, повторяя цифры.
Утреннее солнце щипало лицо, люблю солнечное утро, хочется улыбаться. Дождь закончился, а вместе с воспоминанием о промозглом ливне, воспоминания вечера — ночи. Цифры. Четыре, ноль… Повторил вес ряд цифр, помню все семнадцать.
Неделя тянулась мучительно долго, каждый день приходилось лицезреть голых людей, слабо играющих
Среда днём, позвонил Олег, просил встретиться в центре. Бывают ли такие совпадения? Он назначил встречу в том самом кафе, где мне пришлось добывать ключ-карту из кашпо. Совпадения? Мой мозг уже генерировал несколько вариантов, от "выследили" до" подставы". Ещё этот душ. А номер? Цифры?
Приветствуя, он приложился два раза щекой к моей.
— Как у нас дела?
— У нас, вроде нормально.
Он уже вооружился стейком с лёгкой прожаркой, от которого кровь сочилась по сгибу тарелки.
— Ты на диете?
— Воздерживаюсь от мяса, хлеба, сладкого и алкоголя.
— Я заказал Pinot Grigio Veneto. — Улыбнулся он, прожёвывая кусок стейка.
— К стейку лучше красное.
— А к супу из мидий с белым вином и сельдереем, только белое. — Подмигнул он.
Не стал говорить ему о том, что у него просто культ еды, хотя по его телосложению и не скажешь. Мне принесли суп, хотя в мои планы это не входило, но съел мидии и выпил два бокала вина.
— Как идут наши дела?
— Идут. Прихрамывая.
— Почему хромают?
— Пришлю видео…
— А теперь в двух словах. — Голос продюсера зазвенел требовательной интонацией.
— Насильственный секс.
— Что?
— Два слова «насильственный секс».
Серб не произвольно закрутился, всматриваясь в лица сидящих за соседними столиками. Иза шума дороги, общего гомона голосов, позвякивания и постукивания столовых приборов, бокалов и тарелок, никто не мог разобрать сказанного, тем более мы в столице Австрии и говорим на русском. Вероятность быть понятыми не больше десяти процентов.
— Это, что ещё такое? — Прошипел он.
Нам пришлось прерваться на смену блюд. Официанты работали расторопно, но всё же молчание и выражение нависших эмоций, смутили даже официантов, которые старались быстрее завершить свою миссию.
— Насильственный секс? — Повторил он, наклонившись через стол. — Он что их насилует? Он же гей!
— Вот, может, поэтому ему нравятся принуждать девушек к неприятному сексу, например, играть в изнасилование и требовать от актёров, чтобы те более усердно проявляли физические возможности. У одной из актрис на запястьях и лодыжках громадные синяки. У другой ссадина на плече
— Ну, это издержки.
— Нам не продать шестьдесят получасовых роликов с однотипной историей. Мы снимаем по два-три ролика в день, шесть дней в неделю. У нас одиннадцать актёров, то есть мы можем снять не больше пятнадцати фильмов. Пятнадцать! А у нас уже смонтировано двадцать один. И ещё на очереди семь. И учитывайте, что актрис у нас шесть.
Олег бросил вилки на тарелку с такой силой, чудо, что тарелка не раскололась на части от удара.
Он молчал какое-то время.
— Так и знал.
Я молчал.
— Нужно что-то придумать.
— Есть пара идей для сценария.
— Сценарий?
— Можно заменить и кое-что можно доснять и перемонтировать…
— Нужно придумать, как убрать этого чудо режиссёра. — Процедил он тихо, но дав понять интонацией, об окончании фразы, которая прямо скрипела на его зубах.
Неожиданный поворот.
— Ты подозреваешь его в некомпетентности или сепаратизме?
— Сепаратизм?
— Он специально делает так, чтобы всё было плохо.
— Не здесь. — Он ещё раз покрутил лицом вокруг, махнул официанту, оплатил наличными и, подхватив меня под локоть, повёл в Ritz. Этого только и не хватало. Только не Ritz. В этом городе нет же дефицита в отелях. Ещё не хватало столкнуться нос к носу с Альфредом.
Он о чём-то быстро поговорил на ресепшен и нас проводили в клубную зону отеля. Мы заняли уютное местечко возле окна, сели, рядом наблюдая за происходящим снаружи. Принесли копчёное и вяленое мясо, ещё сыр и бутылку розового вина. После четвёртого бокала уже хотелось закинуть ноги на диван и вытянуться во весь рост. Новые лоферы ужасно давили.
Какое-то время мы ещё обсуждали абстрактные темы, пока серб, не сжав скулы, внезапно не рявкнул:
— Так и знал, что это подстава.
Я обомлел, ведь только что мы говорили про деньги, конвертацию и счёт в банке.
Осталось лишь замереть в молчании и ждать обвинительной тирады. Но в чём он меня обвиняет? Что опять возникло в голове у человека?
— Так и знал. — Серб сжал бокал. — Он специально нам его подсунул, чёртов еврей!
Кто еврей, кого подсунул и о чём это он?
Но молчу.
Закинув бокал вина в себя, словно это шот водки, скомкав тонкую ленту хамона, отправил следом в рот, а в глазах были искры гнева.
— Мы проспорили ему. Чёрт! — Он хлопнул кулаком по столу, и тарелка зазвенела чуть подпрыгнув, сидящий в другом конце зала пожилой мужчина поднял голову.
— Проспорили что? — Вкрадчиво, мягко, почти невесомой фразой, хотя человек при таких эмоциях, может отреагировать очень негативно.
— Студию!!! — Этому… — Судя по контексту он выругался очень негативно, я не понял на каком языке, но это было очень эмоционально. — У нас дела шли так себе, но всё же. Мы работали, снимали рекламу, снимали порно, протаскивали деньги из восточной Европы в Швейцарию. Мы только Украинских денег столько про…