Без маски
Шрифт:
И обезумевший Хюрнинг увидел, как на другом берегу фьорда вздымаются к черному небу языки пламени. Спустя некоторое время огонь вспыхнул немного южнее, и на этот раз зарево охватило древнюю родовую усадьбу Эйрика Старого.
Страшная сумятица поднялась в войске бондов: народ звал своих вожаков, попрекая их в излишней доверчивости королю. Некоторые советовали тут же переправиться на другой берег фьорда и вызвать Улава на бой. Но там, где в час отлива отступило море, лежали лишь останки разрубленных секирами лодок бондов. Эйрик и Хюрнинг снова стали друзьями. Но как удивились они, найдя лишь тлеющие угли там, где горели костры Аслака Сигурдсона! Они поняли,
Один за другим убегали из отрядов бонды. Напрасно хёвдинги с проклятиями звали их назад. Некоторые, более хладнокровные, просили беглецов переждать хотя бы ночь. Но, когда солнце озарило вершины гор, настроение оставшихся тоже изменилось. Горцы думали лишь о своих женах и детях да о том, как бы доказать свою непричастность к ополчению. Ряды бондов сильно поредели. После полудня разнеслась весть о том, что Аслак Сигурдсон перешел на сторону короля Улава и принял новую веру.
Многие бонды спешили к своим усадьбам, чтобы хоть что-нибудь спасти. Но дома их ожидало лишь пепелище. Многие не находили своих жен, исчезли и дети. Кое-кто вернулся из лесу изувеченным или потерявшим рассудок. Страшное несчастье постигло долину, и не было в народе могущественного хёвдинга, который мог бы постоять за народное дело, отстоять народные права.
В тот день, когда король Улав вновь вернулся в долину, он уже не причалил к мысу, а открыто высадился на берег у земляных укреплений. И разобщенные бонды покорились ему и приняли новую веру.
В лесах далекого севера
(Перевод Ф. Золотаревской)
Через болото шел человек. Была уже ночь, но из-за бегущих облаков время от времени показывался тоненький ясный серп луны. Человек остановился на кургане и прислушался. Собачьего лая больше не было слышно. Облегченно вздохнув, он уселся на пень и вытащил из котомки вяленое мясо. Вдруг он задремал, клюнул носом и чуть не выронил мясо из рук. Резко выпрямившись, человек преодолел сон и стал быстро и энергично жевать.
Это был высокий могучий парень, стройный и худощавый, одетый в длинную меховую куртку, подпоясанную тугим кушаком. На ногах у него были башмаки из мягкой кожи. Рядом с ним лежал старинный боевой лук величиной с него самого, секира и копье для охоты на медведя. За спиной его висел колчан со стрелами и маленький охотничий лук, который можно было быстро пустить в дело. Он был хорошо вооружен для дальней дороги. Время от времени он стрелял из лука в своих преследователей, давая им понять, что стрелы, пущенные в него, всё еще не достигли цели. Вот уже неделя, как люди шли за ним по пятам, таща на цепи его собственного гончего пса. С каждым днем расстояние между ним и преследователями уменьшалось, потому что их было много и они могли спать по очереди. Ему же всё время приходилось быть начеку, даже в те краткие минуты сна, которые он мог себе позволить. Да, они отлично сознавали, что беглец у них в руках, и потому были спокойны.
Юн Свенсон лег на траву, закинув руки за голову. Но прежде он подложил под поясницу острый камень. Если он крепко уснет и захочет повернуться, боль в спине заставит его вскочить. Но если он будет лежать неподвижно, то сможет хоть немного забыться сном, который ему сейчас так необходим.
Юна Свенсона обвиняли в убийстве брата его друга Сигурда. Это убийство из-за угла было совершено так, что все улики были против Юна Свенсона. Никто не подозревал его друга; даже красавица Гунхильд, дочь Бунди, к которой они оба сватались. Чем больше Юн думал об этом деле, тем яснее ему становилось, что убийцей мог быть только Сигурд. Но доказать свою невиновность Юн не мог. Так Юн Свенсон сделался беглецом. Его врагом и судьей стал могущественный Огмюнд Ролвсон.
Юн крепко уснул, впервые за много дней. Камень выскользнул из-под его спины. Между тем невдалеке от кургана вдоль ручья двигались пятеро мужчин, таща за собой упиравшегося пса, яростно грызшего цепь. Люди шли всё быстрее и быстрее, пока наконец не увидели совсем свежие следы. И тогда они поняли, что Юн Свенсон должен быть где-то совсем близко. Они насторожились, держа наготове оружие. А на кургане спал человек, не зная о том, что преследователи с секирами и мечами находятся от него всего лишь на расстоянии полета стрелы.
Но вдруг тонко запела тетива, и пес, убитый наповал, рухнул на землю. Это был меткий выстрел! Люди поспешно укрылись под защиту нескольких искривленных сосен. Не успели они укрыться, как снова услышали звон натягиваемой тетивы. На этот раз стреляли из трех луков. Три стрелы одна за другой вонзились в ствол сосны. И прежде чем люди опомнились, еще три стрелы впились в дерево прямо над их головами. Это было последнее предупреждение о том, что следующие выстрелы настигнут их самих.
Не говоря ни слова, пятеро мужчин повернули обратно и бросились бежать вдоль ручья. С них было довольно этих смертоносных приветствий. Они передадут их Огмюнду Ролвсону, на которого это подействует хуже самой язвительной насмешки. Пусть-ка он сам ответит на них.
Вдруг Юн проснулся, рывком сел и сразу же схватился за оружие. Над ним стояли трое незнакомцев и холодно глядели на него.
— Вставай, Юн Свенсон, — произнес тихий голос, и Юн сразу же вскочил на ноги.
— Кто ты? — спросил беглец. — Мне кажется, я слышал уже когда-то твой голос.
Он увидел перед собою старого бородатого человека с гордой осанкой. Двое стоявших рядом со стариком по виду казались одних с Юном лет. Это были низкорослые, но широкоплечие юноши. По повадкам своим они походили на обитателей гор: были молчаливы, насторожены, странно неподвижны, даже ленивы на первый взгляд. Но чувствовалось, что каждый мускул у этих юношей напряжен.
— Я вижу, ты помнишь меня, — усмехнулся старик. — Нет, нет, тебе незачем оглядываться по сторонам. Сигурд и его люди со всех ног улепетывают в долину… У нас теперь с тобой одна судьба, — с горечью в голосе произнес старик. — Да, я Гюдред-кузнец, когда-то я был одним из самых уважаемых бондов в округе, но теперь вот уже много лет живу в горах изгнанником. И виною тому был твой отец!
Руки Юна еще крепче сжали топорище, и он поднял свое оружие, словно защищаясь.
Старик снова рассмеялся.
— Остановись, — сказал он. — Это я просто так помянул старое. Мы с тобой оба унижены. Мы оба претерпели несправедливость, но тебя ожидают еще большие унижения. Мы долгие годы живем здесь, в горах, и вам всем в долине это было известно. Мои враги поделили между собой мою усадьбу и землю. Теперь никто не собирается нам мстить, так как все знают, что мы невиновны. Так же, как и ты! Да, я знаю о тебе всё. Я не пощадил бы тебя, если бы не думал, что ты можешь мне помочь. Они ненавидят тебя еще сильнее, чем меня. Твоя голова принесет мне примирение с ними. Идем!