Без права на...
Шрифт:
Но вот беда – открывать мне решетку и пускать к матери никто не торопиться. Оказывается, предварительно всю передачку, что принесла мне мать, ошмонают, запишут в журнал, а процесс это довольно долгий, и только потом меня выпустят.
Щелкнул «граник» решетки и я влетел в посетительскую. Мать, увидев меня, вся в слезах, да и у меня тоже катится по щеке скупая слезинка. Мы наконец-то встретились, но обняться мы не можем – по здешним суровым правилам посетители сидят по одну сторону стола, а посещаемые – по другую, и даже руки нельзя протянуть друг к другу – администрация боится передачи больным запрещенных предметов –
Мать рассказывает, что произошло дома в мое отсутствие. Оказывается ничего хорошего – мать скучает, болеет гипертонией, и все валится у нее из рук. Катя, узнав, что меня поместили в спецпсихушку, резко отказалась от меня и гуляет с другим, забыв все мои подарки и всю мою любовь. Денег дома нет, есть только долги – пришлось изрядно потратится на адвокатов, ментов и психиатров, чтоб у меня все сложилось хорошо и вместо зоны я «отдохнул» бы в психушке.
Но мать не теряет надежды и ждет меня домой. Она будет ждать меня весь срок и останется единственным человеком, кто меня не забудет. Для меня она и останется единственным Человеком, Человеком с большой буквы.
Я поглощаю домашние пирожки в невероятных количествах и слушаю, как мать обещает навещать меня не реже, чем раз в две недели. Могла бы она и чаще, но моей скромной пенсии и того, что она сама вкладывает в мои передачки, попросту не хватит на более частые свидания.
Полчаса, отведенные нам на встречу пролетают, как одна минута и мы с матерью вынуждены расстаться. Она уходит, а я раскладываю передачку по шкафам и холодильнику. Теперь мы с Чулпаном и Кэмелом обеспечены и едой, обеспечены и «товаром», который толкнем за чай.
Два блока синей «Балканки» у меня забирают и отдают на склад – здесь в отношении сигарет строгие правила – пачка в день, но если честно, то это еще по божески – от других больных узнаю, что есть психушки, где выдают сигареты поштучно – семь или даже четыре сигареты в день.
Наевшись до отвала, даже отказываюсь от обеда и ложусь спать в своей палате. Сплю весь тихий час, длящийся до пяти вечера, сплю и потом. Просыпаюсь оттого, что мне упорно снится грязный, загаженный туалет.
Просыпаюсь и слышу какие-то постанывания в углу палаты и чувствую явственный запах человеческого дерьма.
Это «долбят» в задний проход старого седого педераста Муртазу. Запах дерьма стоит такой, что всех святых вон выноси, но парочке, занимающейся «любовью» все нипочем. Они оба постанывают, и престарелый пидор шепчет «айбат, айбат».
Я хватаю костыль и запускаю им в «голубых», они сматываются, оставляя этот паскудный запах у меня в палате. Сил открыть форточку у меня нет, и я с головой закрываюсь одеялом.
Начал Муртаза свой «путь» довольно поздно – лет в 55-60. поначалу он просто делал массажи на ступни ног, но однажды поднаторевший в совращении педерастов пациент заставил его подрочить себе член. Дальше - больше и дело окончилось для отца двоих детей и дедушки нескольких внуков Муртазы использованием его заднего прохода в не совсем корректных целях. На удивление это Муртазе очень понравилось, и он стал пассивным педерастом. В отделении у престарелого пидора своя клиентура – его трахают и подкармливают и он всем доволен.
Еще через месяц я начал ходить «на своих двоих», отбросив надоевшие костыли. Правда, я прихрамываю, и, наверное, буду хромать всю жизнь. Теперь я от безделия продолжаю ходить взад-вперед по отделению, но уже не слышно постукивания моих палок.
Прохожу мимо четвертой палаты – это у нас палата богомольная. В ней двое человек молятся день и ночь, замаливая свои тяжкие грехи.
Эти двое разных вероисповеданий – это мусульманин Камалов и православный Вахитов. Вахитов стал лицом к окну и бьет поясные поклоны он, находясь семь лет назад на Владивостокской, в общем отделении, однажды с кулака заехал «козлу» по селезенке. Селезенка разорвалась и к утру «козел» крякнул. Славу Вахитова отправили за убийство в Казань, оттуда через много лет он был переведен в Ново-Николаевку. Случай со стукачом так изменил его, что он уверовал в бога и начал молиться. Правда в разговоре Слава не может без того, чтоб меж двух слов не вставить мат, для связки слов, но вера в Бога у него нерушима.
Мусульманин Камалов изнасиловал и убил свою родную мать, за что еще в тюрьме был «опущен» и стал «петухом», отбыл десять лет в Казани и отправился долечиваться к нам, в Николаевку. От Камалова отказались все родные, и он уже ждал, что после выписки будет отправлен в интернат. Все. Жизнь земная для него закончилась, и он начал верить в Аллаха, совершать намаз по пять раз в день и подмывать задницу из унитаза.
Камалов вечно перебирал четки и молился, молился и молился и Аллах внял его молитвам. Много позже, через несколько лет к нему приехала сестра, привезла передачку, и, несмотря на все, что подонок сделал с ее матерью, простила его и решила забрать его домой, после того, как его выпишут.
С религией, несмотря на все мое уважение к ней, в отделении происходят одни курьезы.
Однажды, когда один из больных попытался удавиться на веревке от крестика, Аннушка велела собрать все крестики в отделении. Находящемуся в наблюдательной палате Славе Исадыкову эта идея не понравилась, и он свой крестик спрятал. Обыскали всю палату, но предмета религиозного культа не обнаружили. Тогда предположили, что крестик во рту и обыскали рот. Исадыкова раздели, ошмонали всю одежду – крестика нигде нет. Тогда один из догадливых больных заметил, что между ягодиц торчит коротенькая веревочка. Потянули – никак. Потянули сильнее, и любитель религии заорал. Из задницы его, весь в крови вышел большой восьмиконечный крест.
На этом происшествие бы и закончилось, но пришедшая Аннушка велела поиски в «том месте» продолжить. Одному из больных надели резиновые перчатки, и новоявленный проктолог извлек из очка Исадыкова две иголки, английскую булавку и ржавый гвоздь.
А в преступлениях своих люди, страдающие религиозным фанатизмом, доходят до таких вещей, что и подумать жутко. Однажды вор-карманник, начитавшись Библии, вошел в церковь. Шло торжественное богослужение, но ему показалось, что в храме Божьем собрались торгаши и по примеру Иисуса Христа он начал изгонять торговцев из храма, но изгонять начал остро отточенной монетой, которой взрезал сумочки своих жертв. Пострадали несколько женщин пожилого возраста, трое из них упали с перерезанной сонной артерией – вор ловко орудовал своим самодельным «инструментом».
Есть в религии и такое небезызвестное направление как сатанизм. Я вовсе не собираюсь писать про их некрофилию и некромантию, честно скажу, что не в силах описать эти жуткие паталогоанатомические опыты, хотя наслышан о них в достатке. Приведу несколько примеров, которые не введут читателя в ступор – я просто опишу – бесстрастно и правдиво. Я не придумываю ни грамма – все примеры из жизни, а, кроме того, эти люди не переводятся, они среди нас и продолжают действовать.
Вкратце говоря, однажды два забойщика с мясокомбината, осоловев от крови, напились после тяжелого рабочего дня. Оба состояли в сатанинской секте. Поначалу дома убили, разделали и начали варить соседскую собаку, затем вышли в магазин за водкой, но по дороге им попался тоже пьяный бомж. Бомжу живому отрезали кисти рук и ступни ног, затем закидали пустыми коробками и подожгли. Люди шли мимо, и никто не обратил внимания на жестокое убийство. Мясники купили водяры и возвращались домой, когда заметили, что дымящаяся куча коробок еще шевелится. Тогда жертву выволокли на асфальт и добили несколькими ударами ножа в голову. И одного из этих психов признали нормальным! Он пошел на зону, неся не такой уж большой срок в девять лет. Находясь во Владимире, в гостях у отца, Алексей Барашков написал своей кровью письмо в любимую группу «Коррозия Металла», но не торопился его отправлять. «Голоса» посоветовали ему принести в жертву отца и написать письмо его кровью, что Леша и сделал. Выведенное каллиграфическим почерком письмо вошло в число улик преступления, а сам убийца вовсе потерял рассудок. У нас в отделении его ежедневно после обеда укладывали на вязки, а он истошно орал «а-а-а», «у-у-у-у», доводя до красного каления обитателей и персонал всех трех спецотделений.