Без семьи. Приключения Реми
Шрифт:
– Вы хотите, чтобы этот ребёнок не ел больше вашего хлеба или чтобы содержание вам оплачивалось, не так ли? – спросил он.
– Правильно, потому что…
– Почему вы этого желаете, меня совсем не интересует. Мне достаточно знать только то, что вы не хотите держать у себя ребёнка. Если это так, отдайте его мне, я буду его содержать.
– Отдать его вам?
– Ну да, чёрт возьми! Ведь вы же хотите от него отделаться?
– Отдать вам ребёнка, такого милого, славного мальчика? Посмотрите-ка на него.
– Я его видел.
– Реми, подойди сюда!
Дрожа от страха, я приблизился к столу.
– Полно, не бойся, малыш! – произнёс старик.
– Ну, смотрите, – продолжал Барберен.
– Разве я говорю, что мальчик некрасив? Я вовсе не желаю иметь урода.
– Ах, если бы он был уродом с двумя головами или хотя бы карликом…
– Тогда бы вы не думали об отправке его в приют. Вы прекрасно знаете, что урод – это ценность, из которой можно извлечь большую выгоду. Но этот мальчик не карлик и не урод, он вполне нормален и потому ни на что не годен.
– Как – ни на что? Он может работать.
– Нет, такой ребёнок не годится для сельских работ. Поставьте его за плуг – и вы увидите, долго ли он протянет.
– Десять лет.
– И месяца не протянет.
– Да посмотрите на него…
– Посмотрите на него сами!
Я стоял между Барбереном и стариком, которые толкали меня друг к другу.
– Всё равно, – заявил старик, – я беру его таким, каков он есть. Только, разумеется, я его у вас не покупаю, а нанимаю. И даю за него двадцать франков [2] в год.
2
Франк – французская монета, равнявшаяся в те времена 37 1/2 коп. В одном франке двадцать су.
– Двадцать франков!
– Цена хорошая, плата вперёд. Вы получаете всю сумму сразу и освобождаетесь от ребёнка.
– Из приюта мне будут платить за него не меньше десяти франков в месяц.
– Вернее, семь или восемь, но вам ещё придется его кормить.
– Он станет работать.
– А если администрация приюта не оставит мальчика у вас, а передаст его другому, тогда вы ровно ничего не получите. В то время как сейчас вам стоит только протянуть руку…
Старик пошарил в кармане, достал оттуда кожаный кошелёк, вынул из него несколько серебряных монет и со звоном выбросил их на стол.
– Давайте сорок.
– Нет, та работа, которую он будет у меня выполнять, этого не стоит.
– А что он будет делать? Ноги у него крепкие, руки тоже. Но всё-таки: на что он, по-вашему, годен?
Старик насмешливо посмотрел на Барберена и, попивая маленькими глотками вино из стакана, ответил:
– Он мне нужен для компании. Я становлюсь стар; по вечерам, после тяжёлого дня, и во время дурной погоды у меня бывает грустное настроение. Он будет меня развлекать.
– Ну, для этого-то, уж наверное, его ноги достаточно крепки!
– Неизвестно. Он должен танцевать, прыгать, много ходить, а затем, после ходьбы, снова прыгать и танцевать. Словом, он будет артистом в труппе синьора Виталиса.
– Где ж она, ваша труппа?
– Синьор Виталис – это я, как вы, вероятно, уже сами догадываетесь, а мою труппу, если желаете с нею познакомиться, я вам сейчас представлю.
Сказав это, он распахнул овчину и достал оттуда какого-то странного зверька.
«Что это за животное? Да и животное ли это?» Я не знал, как назвать зверька, которого видел впервые.
На нём была надета красная куртка, обшитая золотым галуном, но руки и ноги его оставались голыми. Это были не лапы, а настоящие руки и ноги, только кожа их была не телесного цвета, а чёрная. Чёрной также была и его голова величиной почти с мой кулак; личико у него было широкое и короткое, нос курносый, с большими ноздрями, губы коричневые. Но больше всего поразили меня его глаза: близко поставленные друг к другу, невероятно подвижные, блестящие, как зеркало.
– Какая противная обезьяна! – закричал Барберен. Теперь я всё понял. Я никогда не видел обезьян, но, разумеется, слыхал о них. Значит, передо мной была обезьяна, а не чёрный ребёнок.
– Вот первый артист моей труппы – синьор Душка. Душка, друг мой, приветствуй собравшееся здесь общество!
Душка приложил руку к губам и послал нам воздушный поцелуй.
– А вот и второй, – продолжал Виталис, указывая на белого пуделя. – Синьор Капи сейчас представит почтенному обществу своих друзей.
Белый пудель, который до этого момента лежал неподвижно, быстро вскочил на задние лапы, скрестил передние на груди и так низко поклонился, что почти коснулся головой пола. Затем он повернулся к другим собакам и лапой сделал им знак приблизиться.
Те тотчас же вскочили и, протянув друг другу лапы так, как люди протягивают руку, с серьёзным видом сделали шесть шагов вперед, потом три шага назад и поклонились.
– Тот, кого я называю Капи, от итальянского слова «капитан», является старшим среди собак. Он умнее других и передаёт им мои приказания. Молодой франт с чёрной шерстью зовётся Зербино, что значит «любезный». А прелестная юная особа с такой смиренной мордочкой – синьора Дольче; она вполне заслуживает своё прозвище «кроткая». С этими замечательно талантливыми артистами я путешествую по белому свету и зарабатываю на жизнь в зависимости от того, как нам повезёт. Капи, подойди сюда!
Пудель скрестил лапы.
– Мои артисты прекрасно воспитаны, и я с ними всегда очень вежлив. Капи, будь любезен и скажи, пожалуйста, этому мальчику, который смотрит на тебя с таким изумлением, который теперь час.
Капи подошёл к своему хозяину, раздвинул овчину, порылся в его жилетном кармане и достал оттуда большие серебряные часы. Посмотрев на циферблат, он громко и отчётливо тявкнул два раза, а затем три раза, но уже более слабо. В самом деле, было два часа и три четверти.
– Очень хорошо! – сказал Виталис. – Благодарю тебя, Капи. Теперь попроси синьору Дольче немного попрыгать через верёвочку.