Без семьи. Приключения Реми
Шрифт:
– Ну что, – спросил меня Виталис, – идем дальше?
– Подождём ещё, прошу вас!
– Значит, мне сказали неправду, и ноги у тебя слабые. Ты уже устал. Это сулит нам мало хорошего.
Но я ничего не ответил, а всё глядел и глядел. Да, это была матушка Барберен: её чепчик, её синяя юбка.
Мы поднимались довольно долго и наконец добрались до вершины горы. Виталис по-прежнему не выпускал моей руки.
Она быстро шла, словно торопилась
Я тотчас же вскочил, забыв о Капи, который прыгал вокруг меня.
Матушка Барберен недолго оставалась в доме. Она тотчас же вышла оттуда и принялась бегать по двору взад и вперёд, протягивая руки. Несомненно, она искала меня.
Я рванулся вперёд и громко закричал:
– Мама! Мама!
Но мой крик не долетел до неё и не мог заглушить журчание ручья.
– Что с тобой? Ты сошёл с ума? – спросил меня Виталис.
Я молчал, не отрывая глаз от матушки Барберен. Но она не знала, что я нахожусь так близко от неё, и не думала о том, что ей следует только взглянуть наверх, чтобы увидеть меня. Она пробежала через двор, вернулась на дорогу и стала повсюду искать меня. Я закричал ещё сильнее, но и на этот раз безуспешно.
Тогда Виталис понял, в чём дело, и подошёл ко мне. Он сразу заметил белый чепчик.
– Бедный малыш! – пробормотал он вполголоса.
– Умоляю вас, позвольте мне вернуться! – закричал я, ободрённый его словами.
Но он взял меня за руку и заставил спуститься на дорогу:
– Ты уже отдохнул. Идем!
Я хотел вырваться, но он крепко держал меня.
– Капи, Зербино! – позвал Виталис.
Собаки окружили меня. Пришлось следовать за Виталисом.
Пройдя несколько шагов, я обернулся, но мы уже перевалили через вершину горы, и я не увидел больше ни нашей долины, ни нашего домика. Одни голубоватые холмы, казалось, поднимались до самого неба. Взгляд мой затерялся в безграничном воздушном пространстве.
Глава V
В дороге
На вершине горы, которая разделяет бассейны рек Лауры и Дордони, Виталис взял меня за руку, и мы тотчас же начали спускаться по склону, обращённому на юг. Только после того как мы прошли около четверти часа, Виталис выпустил мою руку.
– Теперь иди тихонько возле меня и помни, что, если ты вздумаешь бежать, Капи и Зербино мигом тебя схватят. А зубы у них очень острые.
Бежать! Я прекрасно понимал, что бежать невозможно и, следовательно, не стоит даже пытаться. В ответ я тяжело вздохнул.
– Тебе очень грустно, – продолжал Виталис, – я вполне это понимаю. Если хочешь, можешь поплакать. Но постарайся понять одно: то, что произошло, не является для тебя несчастьем. Что тебя ожидало? Вероятно, ты бы попал в приют. Люди, воспитавшие тебя, – не твои родители. Мать, как ты мне сказал, была к тебе очень добра. Ты любишь её, тебе тяжело с ней расставаться, всё это так, но подумай, разве она могла оставить тебя против воли мужа? С другой стороны, муж её, может быть, вовсе не такой плохой, как ты о нём думаешь. Ему не на что жить, он калека, работать не может и вполне справедливо рассуждает, что нельзя же ему умирать с голоду для того, чтобы тебя кормить. Пойми, мой мальчик: жизнь – тяжёлая борьба и не всегда приходится поступать так, как хочется.
Без сомнения, это были мудрые слова, во всяком случае – слова человека, имевшего житейский опыт. Но в настоящий момент я чувствовал такое сильное горе, что никакие слова не могли меня утешить.
Я никогда больше не увижу ту, которая меня растила, ласкала, ту, которую я любил, как родную мать. При этой мысли у меня сжималось горло и я задыхался от слёз. Тем не менее, идя рядом с Виталисом, я невольно думал о том, что он мне только что сказал. Конечно, он был прав. Барберен мне не отец, и у него нет оснований терпеть нужду ради меня. Он добровольно приютил меня, хотел воспитать. Если теперь он от меня отделался, то только потому, что не имел средств меня содержать. И я всегда должен с благодарностью вспоминать о годах, проведённых в его доме.
– Хорошенько подумай о том, что я тебе говорил, малыш, – закончил Виталис. – Тебе не будет плохо со мной.
После довольно крутого спуска мы очутились на большой равнине. Нигде ни домика, ни деревца – всюду ровная поверхность, покрытая рыжеватым вереском и то там, то сям заросшая диким терновником, колыхавшимся от ветра.
Долго мы шли по этой пустынной и печальной дороге. Кругом ничего не было видно, кроме холмов с голыми вершинами.
Я совсем иначе представлял себе путешествия. И то, что я видел теперь, нисколько не походило на те чудесные страны, которые я рисовал себе в моём детском воображении.
Виталис шёл большими ровными шагами и нёс Душку на плече или в мешке, а собаки бежали мелкой рысью возле него.
По временам Виталис ласково обращался к ним иногда на французском, а иногда и на каком-то непонятном мне языке.
Ни он, ни собаки, по-видимому, совсем не устали. Не то было со мной: физическая усталость и нравственное потрясение довели меня до полного изнеможения. Я едва волочил ноги и с трудом брёл за моим хозяином. Однако я не смел просить его остановиться.
– Ты, вероятно, сильно устал от своих сабо [4] , – сказал он. – В Юсселе я куплю тебе башмаки.
4
Сабо – башмаки на деревянной подошве или целиком сделанные из дерева, которые носили обычно во Франции крестьяне.
Слова эти меня ободрили. Я давно мечтал иметь настоящие башмаки. В нашей деревне только сыновья мэра и хозяина харчевни носили башмаки.
– А далеко ещё до Юсселя?
– Тебе, наверно, очень хочется иметь башмаки, – засмеялся Виталис. – Хорошо, я куплю тебе башмаки на гвоздях, кроме того, куплю бархатные штаны, куртку и шляпу. Надеюсь, что это подбодрит тебя и поможет пройти те несколько километров, которые нам остались.
Какой добрый человек мой хозяин! Разве бы злой обратил внимание на то, что меня утомляют тяжёлые сабо?
Башмаки, башмаки на гвоздях! Бархатные штаны, куртка, шляпа! Ах, если б матушка Барберен увидела меня, как бы она была счастлива, как гордилась бы мною… Как жаль, что до Юсселя ещё так далеко!
Несмотря на обещанные мне башмаки и бархатные штаны, я чувствовал, что не в силах больше идти.
К счастью, мне на помощь пришла погода. Небо, бывшее с утра ясным, к вечеру покрылось серыми тучами, и вскоре начался мелкий дождь, который не прекращался.
Виталис был хорошо защищён от дождя своей овчиной, так же как и Душка, который при первых каплях дождя проворно спрятался к нему на грудь. Но собакам и мне нечем было покрыться, и мы вскоре промокли до костей. Я совсем закоченел от холода.